Продолжается подписка на наши издания! Вы не забыли подписаться?

Основные этапы развития понятия коррупции

Ванцев В.А., к.ю.н., ген. директор
Международного аэропорта «Внуково»

Исследование периодизации развития современного понятия коррупции не только служит лучшему пониманию этиологии коррупции, совершенствованию нормативно-правовых определений данного понятия в национальном и международном законодательстве, но и позволяет «увидеть» новые тенденции в изменении социальной оценки самого явления. Последнее обстоятельство обычно (за редким исключением) недооценивается в современных исследованиях по проблемам борьбы с коррупцией. Однако, на наш взгляд, сегодня уже нельзя не замечать, что человечество достигло некоей критической точки в выборе наиболее эффективной модели борьбы с коррупцией. В конечном счете, как показывает проведенный нами анализ, — это выбор между борьбой с коррупцией в ее предельно широком и предельно узком понимании. «Золотая середина» в этом поиске, по-видимому, еще не скоро определится.

Изучение доступных нам источников показывает, что процесс формирования современного понятия коррупции охватывает несколько тысячелетий в истории цивилизации.

Одно из первых упоминаний о коррупции чиновников, как указывают отдельные исследователи, можно встретить в архивах Древнего Вавилона (вторая половина XXIV в. до н. э.), а позднее (XIX в. до н. э.) и в знаменитых Законах вавилонского царя Хаммурапи:

«§ 5.Если судья разобрал дело, вынес решение и изготовил документ с печатью, а затем решение свое изменил, то этого судью следует изобличить в изменении решения, которое он постановил, и исковую сумму, имевшуюся в этом деле, он должен уплатить в двенадцатикратном размере; кроме того, в собрании его должны согнать с его судейского кресла, и он не должен возвращаться и заседать вместе с судьями в суде.

§ 6. Если человек украл имущество бога или дворца, то этот человек должен быть убит; а также тот, который принял из его рук краденое, должен быть убит».

Если в первом случае (§ 5) при толковании могут возникать сомнения в возможности отнесения описанной формы судейского произвола (отступление от правила неизменяемости судебного решения после вступления его в силу решения суда) к коррупции, то во втором (§ 6) речь, безусловно, идет о коррупционных преступлениях — должностном хищении (в интерпретации современного уголовного законодательства) и «отмывании» имущества, приобретенного в результате коррупционного преступления. Одинаковая оценка степени общественной опасности названных коррупционных преступлений представляется нам совершенно обоснованной. Кроме того, совместное размещение в тексте закона соответствующих норм указывает на тождественную природу названных преступлений (во всяком случае, в восприятии древнего законодателя). Современный законодатель последнему обстоятельству обычно не уделяет должного внимания. В частности, легализация (отмывание) денег, полученных в результате совершения коррупционного преступления, не была включена в перечень коррупционных преступлений, приведенный в проекте Федерального закона «О борьбе с коррупцией».

Вместе с тем, нельзя не обратить внимания на то, что современные исследователи не располагают доказательствами существования в период ранней государственности не только собственно термина «коррупция» (что вполне понятно с лингвистической точки зрения), но и какого-либо эквивалента этому термину. Общее понятие коррупции еще только «вызревало» в этот период, отражаясь в общественном сознании и официальных документах преимущественно в виде неких частных понятий.

Качественный скачок произошел, по-видимому, значительно позже.

В Древней Греции уже использовался терминологический эквивалент коррупции, хотя и весьма «размытый». Коррумпировать — это, прежде всего, повреждать желудок плохой пищей, портить воду, жечь имущество, расточать состояние, и уже затем — приводить в упадок нравы, губить свободу, развращать молодежь, подкупать отдельного человека или народ в целом.

В величайшем памятнике Древнего Рима термин "corrumpere" уже привычно используется в значениях менять за деньги показания в суде и подкупать судью:

«Таблица IX. 3. Авл. Геллий, Аттические ночи, XX. 17: Неужели ты будешь считать суровым постановление закона, карающее смертною казнью того судью или посредника, которые были назначены при судоговорении [для разбирательства дела] и были уличены в том, что приняли денежную мзду по [этому] делу?)».

Мы полагаем, есть все основания разделить мнение Никколо Макиавелли о том, что именно в римском праве термин "коррупция" приобрел собственно юридическую форму. Таким образом, можно с некоторой степенью уверенности говорить о том, что третий этап в формировании современного понятия коррупции совпадает с периодом возникновения и развития римского права. Вместе с тем, не следует, на наш взгляд, абсолютизировать значение этого этапа и искать в нормативно-правовом наследии Древнего Рима решения современных проблем практики борьбы с коррупцией. Древнеримский законодатель и не пытался (насколько нам это известно) сконструировать универсальный состав коррупционного правонарушения или исчерпывающий перечень коррупционных правонарушений, а уж тем более давать нормативное определение понятию коррупции. Сами по себе эти конструкции оказались бы бессмысленными, поскольку они мало что полезного могли дать правоприменителю. В оценке же масштабов явления коррупции власть и общество не нуждались, поскольку коррупция была редким явлением (за исключением последнего этапа римской истории), если основываться на дошедших до нас летописных источниках и комментариях римских юристов, приобретших силу закона.

Распространение явления коррупции (во всяком в случае в пределах Европы), приобретение им относительно массового характера начинается в период раннего средневековья. По-видимому, главными формальными причинами того стали быстрое развитие денежных отношений, рост численности государственного аппарата, сращивание ветвей государственной власти вопреки принципам римского права. В этой связи нет ничего удивительного в том, что понятие "коррупция" в большей, чем прежде, степени приобретает теологическое значение греха или дьявольского обольщения. Коррупция в этот период уже привычно рассматривается как проявление коррумпированной сущности общества (Фома Аквинский). Таким образом, в средние века вызревает принципиально новое понимание коррупции как антисоциального явления не только как «ровесника человечества», но и как явления, пронизывающего все общество сверху донизу. Именно в этот период «маятник» развития понятия коррупции доходит до своей крайней точки — коррупция рассматривается как первооснова любого отступления от закона. При этом, разумеется, узкое значение рассматриваемого понятия не было забыто окончательно.

Новый этап в формировании современного значения понятия коррупции, по нашему мнению, в основе совпадает с периодом появления в Европе централизованных государств и ныне существующих правовых систем. Борьба за власть превратила коррупцию не только в важнейший фактор безопасности государства, но и в один из наиболее эффективных инструментов захвата власти.

Известный политический деятель этого времени Никколо Макиавелли сравнивал коррупцию с болезнью, которую вначале трудно распознать, но легко лечить, а позже — уже легко распознать, но почти невозможно лечить. По Макиавелли, развращенному коррупцией народу крайне трудно остаться свободным. Падение Рима в значительной степени было обусловлено расцветом коррупции. Известны достоверные факты умерщвления римских императоров вследствие разложения армии .

Однако далеко не со всеми суждениями Макиавелли можно согласиться. Например, он полагал, что в монархиях, "правящих при помощи слуг", коррупция менее опасна, поскольку все "слуги" обязаны милостям царя и их труднее подкупить. В действительности же опыт современных государств показывает, что чем больше «слуг государя» и меньше их жалование, тем легче их подкупить. Сегодня фактически значительная часть чиновничества оплачивается не за счет казны, а за счет незаконных вознаграждений, получаемых от физических и юридических лиц.

Одной из причин этого, на наш взгляд, стало почти отрытое культивирование коррупционных традиций в высших эшелонах власти. Известный философ Томас Гоббс писал: "Люди, кичащиеся своим богатством, смело совершают преступления в надежде, что им удастся избежать наказания путем коррумпирования государственной юстиции или получить прощение за деньги или другие формы вознаграждения … Коррупция есть корень, из которого вытекает во все времена и при всяких соблазнах презрение ко всем законам".

Таким образом, можно говорить о том, что в указанный период понятие коррупции приобретает преимущественное значение социальной болезни, поражающей, прежде всего, олигархию и государственный аппарат высших органов власти, что в современных исследованиях нередко называют «верхушечной коррупцией» или «коррупцией верхов», принципы устройства которой (в современной интерпретации) прекрасно описаны Марчеллой Андреоли. Чрезвычайная опасность коррупции в этом значении становится почти очевидной.

На наш взгляд, это обстоятельство способствовало тому, что в более позднее время, как справедливо отмечают Е.И. Темнов и А.В. Березовская, акцент в понимании коррупции был смещен на криминологические и уголовно-правовые признаки данного явления. Тем самым были созданы предпосылки для окончательного размежевания существенно различающихся значений понятия коррупции: коррупции как любого пренебрежения общественными интересами ради личных и коррупции как преступного использования государственным служащим своих полномочий ради личного обогащения.

Современное значение понятия коррупции окончательно утверждается, по-видимому, в XV — XVI вв. и совпадает с расцветом коррупции в большинстве европейских государств. Начиная с этого времени, под коррупцией уже обычно понимаются подкупаемость и продажность чиновников (государственных должностных лиц), а также общественно-политических деятелей.

Новейший этап формирования понятия коррупции отличается, с одной стороны, стремлением национального законодателя к глубокой дифференциации его значений посредством правовых средств, а с другой — ростом унифицирующего влияния на процесс формирования понятия коррупции международного права. Последнее, однако, как показывает анализ, весьма далеко от единообразного понимания коррупции.

Так, в статье 8 Конвенции ООН против транснациональной организованной преступности, которая была подписана от имени России 12 декабря 2000 г. в Палермо, коррупция определяется как умышленные уголовно-наказуемые деяния, которые включают: а) обещание, предложение или предоставление публичному должностному лицу, лично или через посредников, какого-либо неправомерного преимущества для самого должностного лица или иного физического или юридического лица с тем, чтобы это должностное лицо совершило какое-либо действие или бездействие при выполнении своих должностных обязанностей; б) вымогательство или принятие публичным должностным лицом, лично или через посредников, какого-либо неправомерного преимущества для самого должностного лица или иного физического или юридического лица с тем, чтобы это должностное лицо совершило какое-либо действие или бездействие при выполнении своих должностных обязанностей.

В той же статье 8 дается следующее определение понятия должностного лица: «публичное должностное лицо или лицо, предоставляющее какую-либо публичную услугу, как это определяется во внутреннем законодательстве Государства-участника, в котором данное лицо выполняет такие функции, и как это применяется в уголовном законодательстве этого Государства-участника» .

Таким образом, в данной Конвенции понятие коррупции ограничивается: 1) уголовно-наказуемыми деяниями (т.е. в соответствующее понятие не включаются гражданско-правовые деликты, дисциплинарные и административные проступки); 2) активным и пассивным подкупом (т.е. соответствующее понятие не включает должностное хищение); 3) подкупом собственно должностных лиц или приравненных к ним категорий лиц, предоставляющих публичные услуги (соответствующее понятие не охватывает граждан — избирателей, которых подкупают во время выборов, и юридических лиц как субъектов пассивного подкупа).

Использование в данном случае столь узкого значения понятия коррупции, на наш взгляд, объясняется двумя обстоятельствами. Первое — рассматриваемая Конвенция посвящена борьбе с транснациональной организованной преступностью, а не с любыми видами правонарушений. Второе — любая попытка установления международных стандартов в борьбе с гражданско-правовыми, дисциплинарными и административными коррупционными правонарушениями представляет собой трудноразрешимую проблему соединения в одном документе положений, установление которых входит в компетенцию не только государства, но и муниципальных властей, коммерческих организаций и даже отдельных граждан.

Иной подход к решению проблемы нормативного определения понятия коррупции найден Советом Европы, предложившим в 1999 г. для подписания любыми заинтересованными государствами сразу два документа: Конвенцию об уголовной ответственности за коррупцию и Конвенцию о гражданско-правовой ответственности за коррупцию. Отсутствие в этих документах нормы-дефиниции, содержащей компактное определение понятия коррупции, компенсируется детальным перечислением форм коррупционного поведения. Изучение этих Конвенций позволяет заключить, что и в этом случае за пределами понятия коррупции оказываются соответствующие дисциплинарные и административные проступки, должностное хищение, подкуп избирателей и участников референдума.

Значительно больший круг значений понятия коррупции сегодня используется национальным законодателем. При этом крайне редко встречаются примеры прямого нормативного определения понятия коррупции. В законодательстве государств-участников СНГ такие определения можно встретить в Законе Республики Казахстан «О борьбе с коррупцией» и статье 303 Уголовного кодекса Кыргызской Республики.

Нельзя не заметить, что законодатель Казахстана почти дословно воспроизводит определение понятия коррупции, которое было дано в одном из ранних проектов недавно отклоненного Государственной Думой Федерального Собрания РФ проекта федерального закона «О борьбе с коррупцией». Попытку же кыргызского законодателя дать определение понятия коррупции как единичного преступления, состоящего в создании коррумпированных связей в высших эшелонах власти, в целом следует признать неудачной, хотя и ориентированной на борьбу с самым опасным проявлением коррупции. Недостаток этой нормы не только в том, что все остальные формы коррумпированного поведения она как бы лишаются права называться коррупцией, но и в том, что данная норма не содержит толкования признаков коррупции, которые подлежат выявлению и уголовно-процессуальному закреплению.

В связи с отмеченным нет ничего удивительного в том, что научная дискуссия о сущности и формах коррупции, в которую вовлечены философы, социологи, лингвисты, экономисты, психологи, криминологи, юристы всего постсоветского пространства, не утихла до настоящего времени.

Анализ современных научных определений понятия коррупции позывает, что одна часть специалистов исходит из того, что коррупция — это социально-правовое явление, охватывающее как аморальные, так и противоправные проступки (в том числе преступления). Другая часть основывается на том, что коррупция — это всегда общественно опасное явление, состоящее лишь из преступлений (все остальное может рассматриваться в качестве явлений, сопутствующих коррупции или обусловливающих ее). Третья — ограничивает коррупцию подкупом (иные общественно вредные или общественно опасные деяния следует рассматривать, по мнению сторонников данной идеи, лишь как правонарушения, связанные с коррупционными). Четвертая — полагает, что коррупция не ограничивается лишь подкупом и включает должностные хищения.

Отечественными криминологами коррупция нередко трактуется как система отношений, основанных на противоправных и иных сделках должностных лиц в ущерб государственным и общественным интересам и, одновременно, как один из основных признаков организованной преступности.

Так, И. Б. Малиновский считает, что коррупция является определяющим признаком или инструментом организованной преступности, посредством которого она пытается поставить государственные (в том числе правоохранительные) органы себе на службу. Коррупция нейтрализует социальный контроль и тем самым позволяет не только облегчить возможность совершения преступлений, но и снизить до минимума вероятность наступления любой юридической ответственности за совершенные правонарушения. Коррупция также позволяет оказывать эффективное влияние на процесс принятия политических решений на различных уровнях.

Некоторые специалисты до настоящего времени считают ошибочным стремление законодателя к нормативному закреплению понятия коррупции наравне с ее конкретными проявлениями (например, дачей взятки) и аргументируют свою позицию тем, что любые попытки заключить это понятие в жесткие рамки приведут к тому, что часть коррупционных деяний окажется за пределами действия закона.

Коррупция действительно не является лишь категорией права, хотя и имеет нормативное определение. Во всяком случае, за пределами правового запрета будет оставаться большая группа плохо идентифицируемых и, как правило, не подлежащих выявлению и закреплению обычными правовыми средствами аморальных коррупционных проступков.

Примером собственно аморальных коррупционных проступков, по мнению С.В. Максимова, может служить совершение государственным служащим действий, которые отрицательно влияют на общественное мнение о состоянии законности на государственной службе, хотя прямо и не запрещены тем или иным нормативным правовым актом: присутствие на банкетах, устраиваемых организациями, контроль за деятельностью которых входит в компетенцию данного лица; публичное неделовое общение с людьми, имеющими судимость за корыстные преступления; проживание в апартаментах или пользование автомобилем, стоимость которых несопоставима с размером жалования.

Несмотря на наличие различных, нередко весьма весомых, аргументов как в пользу ограничительного подхода к нормативному определению понятия коррупции (только вид преступности или только деяния в форме подкупа), так и в пользу вынужденного отказа от нормативного определения понятия коррупции вообще, российский законодатель окончательно не отказался от попыток нормативно закрепить широкое значение понятия коррупции. Одна из последних таких попыток предпринята в проекте федерального закона «Основы антикоррупционной политики» (ст.2), внесенного в Государственную Думу Федерального Собрания РФ 4 июня 2001 г. Не исключено, что тем же путем вскоре последуют и законодатели республик СНГ, стремящиеся к переходу от кампаний по борьбе с неопределенным злом к созданию долговременных основ предупреждения всех известных форм коррупции.

Контактный телефон:
7 (095) 244-86-46
Ванцев Виталий Анатольевич


Copyright © 1994-2016 ООО "К-Пресс"