Черные дыры в Российском Законодательстве 2003'2

Home Поиск Издания Контакты k-press.ru


Продолжается подписка на наши издания! Вы не забыли подписаться?

ПРЕСТУПЛЕНИЯ, НАРУШАЮЩИЕ ПРОЦЕССУАЛЬНЫЕ УСЛОВИЯ ПОЛУЧЕНИЯ ДОКАЗАТЕЛЬСТВ

Дворянсков И.В., к.ю.н.,
начальник юридической службы
УИН МЮ РФ по г. Москве

ФАЛЬСИФИКАЦИЯ ДОКАЗАТЕЛЬСТВ

Гражданское или уголовное дело может быть законно и справедливо разрешено только на основе достаточной совокупности достоверных доказательств. В условиях состязательности процесса вероятность представления в суд сфальсифицированных доказательств весьма высока. Общественная опасность рассматриваемого деяния заключается в том, что оно препятствует установлению истины по делу, вынесению законных и обоснованных процессуальных решений (актов), а значит, и нормальной деятельности органов правосудия, поскольку в ходе его совершения материальные носители доказательственной информации подвергаются такому воздействию, которое лишает последнюю ее объективности.

Норма о фальсификации доказательств является новеллой в отечественном уголовном законодательстве. В УК РСФСР 1960 г. подобного состава преступления не было, хотя в некоторых составах был предусмотрен такой квалифицирующий признак, как “искусственное создание доказательств обвинения” (ст.ст.180, 181 УК РСФСР 1960 г.). Указанный признак упоминался еще в Декрете СНК “О наказаниях за ложные доносы” от 24 ноября 1921 г. (ст.2). УК РСФСР 1922 г. в ст.116 устанавливал уголовную ответственность за служебный подлог, т.е. внесение должностным лицом в официальные документы заведомо ложных сведений, подделки, подчистки или пометки задним числом, а равно составление и выдачу им заведомо ложного документа или внесение в книги заведомо ложных записей. Аналогичную норму содержал и УК РСФСР 1926 г. (ст.120). Она была воспринята и УК РСФСР 1960 г. Во всех указанных нормативных актах это деяние было отнесено к должностным преступлениям. В чем же была необходимость введения в УК 1996 г. состава преступления “Фальсификация доказательств”? Разумеется, для ответа на этот вопрос необходимо произвести анализ всех объективных и субъективных признаков этого деяния. Однако, в первую очередь, нужно определить тот круг общественных отношений, которым в результате совершения преступления причиняется ущерб.

Непосредственным объектом рассматриваемого деяния являются общественные отношения по обеспечению поступления в распоряжение органов правосудия достоверных (вещественных и письменных) доказательств. При этом не имеет значения, по какому делу осуществляется получение доказательств. Уголовный закон обеспечивает в данном случае получение достоверных доказательств как в гражданском (в том числе и арбитражном) судопроизводстве (ч.1 ст.303 УК РФ), так и в уголовном процессе (ч.2 ст.303 УК РФ). В рамках указанных процессуальных общественных отношений осуществляется, в соответствии с законом, собирание либо представление доказательств. Для того, чтобы указанные действия были законными, необходимо соблюдение субъектами доказывания (перечисленными в частях 1 и 2 ст.303 УК РФ) процессуальных требований к способам их осуществления (например, к следственным действиям) и к источникам доказательств. Безусловно, совершением фальсификации доказательств указанными субъектами нарушается их обязанность содействовать правосудию в получении достоверных доказательств. В соответствии с ч.2 ст.50 Конституции РФ при осуществлении правосудия не допускается использование доказательств, полученных с нарушением федерального закона. Об этом же говорится в ч.3 ст.69 УПК РСФСР. Предмет данного преступления - доказательства по гражданскому или уголовному делу. Законодательные определения доказательств содержатся в ст.74 УПК РФ, ст.49 ГПК РСФСР.

Возникает вопрос, что является предметом фальсификации: сами фактические данные об обстоятельствах, имеющих значение для дела, их процессуальные источники или и то и другое вместе (единство содержания и нормативно закрепленной формы)? На наш взгляд, в данном случае речь должна идти об искажении именно фактических данных - сведений о фактах. Однако такое искажение, применительно к рассматриваемому преступлению, возможно только путем подмены, подделывания материальных носителей этих данных, иных манипуляций с ними. Это объективно обусловлено природой человеческого познания. Дело в том, что доказательства формируются в процессе отражения объектами материального мира или сознания человека обстоятельств действительности, имеющих значение для разрешения дела. Субъектами процессуального доказывания сведения об этих обстоятельствах воспринимаются опосредованно, т.е. через определенные источники доказательственной информации. Как правильно отмечает Ф.Н.Фаткуллин, в источниках, закрепленных в законе (показаниях свидетелей, документах и т.д.), содержатся не сами факты реальной действительности, а конкретные сведения о подлежащих исследованию по делу фактах. В этом смысле стоит согласиться и с Г.П.Корневым в том, что эти сведения являются идеальными гносеологическими (информационными) образами реальных фактов, трансформировавшихся в сознание субъекта процессуального познания. Поэтому теоретический (абстрактно-логический) уровень познания обязательно предваряется чувственно-предметным восприятием. Иными словами, познать какую-либо информацию можно только лишь посредством ее определенных материальных носителей. Следовательно, и фальсифицировать эту информацию, т.е. фактические данные по делу, можно лишь путем воздействия на данные носители, их искусственного создания или подмены. Таким образом, доказательства представляют собой диалектическое единство материальной формы и идеального содержания, явления и сущности.

Не вызывает вопросов возможность воздействия на неодушевленные носители фактических данных: предметы, протоколы следственных действий, заключение эксперта, иные документы. Но возможна ли фальсификация показаний допрашиваемых лиц? Если говорить о них как о показаниях “в чистом виде”, т.е. об устных сообщениях, то, думается, что в рамках данного состава преступления сделать это невозможно. Во-первых, если данные искажаются самим лицом, дающим показания, то в зависимости от конкретных обстоятельств, деяние должно квалифицироваться по ст.307 УК РФ. Во-вторых, определенное принудительное воздействие на лицо с тем, чтобы оно дало ложные показания, при наличии необходимых признаков образует тот или иной состав преступления, предусмотренный ст.302 УК РФ либо ст.309 УК РФ. Следовательно, воздействие на волю и сознание лица, дающего показания, не образует состава фальсификации доказательств, а эти (устные) показания - не являются предметом рассматриваемого преступления.

Возникает еще одна проблема: надо ли понимать доказательства как предмет преступления по ст.303 УК РФ только в случае, если они отвечают всем требованиям закона к ответственности, допустимости и достоверности? На наш взгляд, нет. Достаточно лишь того, чтобы они соответствовали условию относимости к делу (по крайней мере, чтобы это охватывалось сознанием виновного). Нельзя увязывать наличие предмета данного преступления с процедурой процессуального оформления доказательства. В противном случае деяния, направленные на искажение (фальсификацию) доказательств до их приобщения к делу, останутся ненаказуемыми. Между тем, закон предусматривает возможность не только собирания доказательств соответствующими уполномоченными органами (должностными лицами) государства (лицом, производящим дознание, следователем, прокурором, судом), которые и осуществляют их процессуальное закрепление (ч.1 ст.84 УПК РФ), но и представления доказательств (ч.2 ст. 84 УПК РФ), в том числе, для обоснования возбуждения уголовного дела (ст.ст. 140-145 УПК РФ). Лишь после этого они подлежат закреплению (например, приобщению к делу в качестве вещественного доказательства - ст.81 УПК РФ). Совершение фальсификации, например, защитником возможно скорее до этой процедуры, чем после нее.

Итак, речь в статье 303 УК должна идти не о каких-либо процессуальных источниках доказательств, а самих фактических данных. Определение доказательств должно производиться через раскрытие сущности, а не явления. Но, имея в виду неразрывную связь указанных категорий, нужно исходить из того, что фальсификация фактических данных возможна только путем воздействия на неодушевленные материальные носители. Показания допрашиваемых лиц можно сфальсифицировать, исходя из смысла статьи 303 УК, только в случае, если они занесены в протокол.

Фальсификация доказательств в отдельных случаях может затрагивать интересы личности. Например, в результате совершения данного преступления лицо необоснованно привлекается в качестве обвиняемого, заключается под стражу, осуждается. Однако в отличие от преступлений, посягающих на общественные отношения по обеспечению в ходе получения доказательств прав человека и гражданина, способ совершения которых представляет собой прямое посягательство на интересы личности, фальсификация доказательств в ряде случаев может не создавать угрозы этому объекту уголовно-правовой охраны (например, если указанное деяние совершается с целью оправдания лица).

Поэтому интересы личности выступают дополнительным факультативным объектом деяния, предусмотренного ст.303 УК РФ.

Уголовный закон предусматривает два основных самостоятельных состава фальсификации доказательств:

фальсификация доказательств по гражданскому делу;

фальсификация доказательств по уголовному делу.

При этом их объективная сторона практически не отличается, за исключением вида процесса, в ходе которого они совершаются. Поэтому методологически неоправданно рассматривать объективные признаки этих деяний раздельно.

Способом совершения рассматриваемого преступления является фальсификация доказательств. В русском языке слову “фальсификация” придается несколько значений:

Применительно к рассматриваемому составу преступления ближе всего - второе, из указанных выше, значение термина “фальсификация”. Это вытекает прежде всего из данного нами сущностного определения доказательств. Думается, что в ст.303 УК РФ речь идет о сознательном их искажении как фактических данных, необходимых для установления обстоятельств, имеющих значение для правильного разрешения дела. Подобное искажение, исходя из смысла рассматриваемой уголовно-правовой нормы, подразумевает определенные манипуляции с материальными носителями доказательственной информации: вещественными доказательствами, протоколами, заключением эксперта, иными документами.

Способы фальсификации могут быть различными. Это может быть подмена, деформирование, иное искажение вещественных доказательств (например, нанесение пятен крови на одежду); внесение ложных сведений в документы, их подделка, подчистка, пометка другим числом (материальный подлог) либо составление ложных по содержанию письменных доказательств (интеллектуальный подлог).

В литературе иногда предлагается расширительно толковать термин “фальсификация”. Так, Л.В.Лобанова считает, что к способам этого преступления следует отнести уничтожение или изъятие доказательств, отказ компетентного должностного лица в приобщении к делу имеющих значение данных. Данная позиция является спорной. Так, уничтожение или изъятие ликвидируют доказательства, а фальсификация подразумевает их оставление в деле, хотя и в искаженном виде. Что же касается умышленного непринятия мер по процессуальному закреплению полученных фактических данных и неприобщения к делу существующих и имеющих доказательственное значение документов, то это тем более не имеет ничего общего с фальсификацией доказательств, поскольку последняя предполагает, по крайней мере, наличие этих доказательств. По своему механизму, направленности, характеру общественной опасности такие деяния следует отнести к злоупотреблению должностными полномочиями (ст.285 УК РФ), поскольку аналогичной (специальной) нормы нет в главе 31 УК РФ (“Преступления против правосудия”). Уничтожение или сокрытие доказательств иными лицами, не являющимися работниками органов правосудия, в зависимости от конкретных обстоятельств может быть квалифицировано как укрывательство преступлений (ст.316 УК РФ).

Представляет интерес вопрос о квалификации деяний, выражающихся в подкладывании, подбрасывании предметов или документов с целью их последующего изъятия и оформления в качестве доказательств. Думается, что подобные случаи охватываются понятием “фальсификация”. Несмотря на то, что процессуальное оформление проводится в соответствии с законом, здесь фальсифицируется само основание признания предмета (документа) доказательством, заключающееся в реальном отражении объектами материального мира определенных событий. В случае подкладывания, подбрасывания фальсифицируется факт такого отражения, поскольку эти предметы (документы) не находились ни в какой связи с событиями, подлежащими установлению, и не могут быть источником фактических данных о них.

По нашим сведениям, подобные деяния достаточно распространены на практике и совершаются, как правило, оперативными работниками правоохранительных органов. Зачастую такие действия сопровождаются нарушением прав личности, применением насилия. Так, М., осужденный по ч.3 ст.30 и ч.2 п.”б” ст.158 УК РФ Железнодорожным районным судом г.Ульяновска, в кассационной инстанции пояснил, что 18 февраля 1999 г. на станции Ульяновск-Центральный к нему подошел сотрудник милиции и велел взять из железнодорожного шкафа 2 полиэтиленовых пакета, в которых были какие-то детали, а когда он отказался - милиционер ударил его. М. был вынужден взять пакеты, после чего был доставлен в ЛОВД, где его избили несколько милиционеров, в результате чего им были получены телесные повреждения. Именно на основании наличия у М. указанных пакетов было возбуждено уголовное дело о покушении на кражу. Как установила кассационная инстанция, из справок ИВС ЛОВД свидетельствует, что М. поступил туда без телесных повреждений, а при переводе в СИЗО-1 у него были обнаружены кровоподтеки в области обеих ног, левого предплечья, левой части спины. В приговоре суда указано, что эти повреждения М. получил в “белой горячке”, однако этот вывод ничем не доказан, судом не установлены обстоятельства получения телесных повреждений, причины их образования, а также не проверены доводы М. о фальсификации доказательств работниками милиции.

На практике довольно часто наблюдается совершение фальсификации доказательств путем подкладывания, подбрасывания предметов с целью дальнейшего обоснования ложного обвинения. Общественная опасность этих действий существенно возрастает в случае, если они сопряжены с применением насилия, иным нарушением прав личности.

Следует заметить, что в истории русского уголовного законодательства был прецедент установления уголовной ответственности за так называемое “насильственное ополичение”. В ст.55 гл.21 Соборного уложения 1649 г. устанавливалась уголовная ответственность за это деяние, т.е. подкладывание вещи с целью обвинения в краже, совершенное с применением насилия к потерпевшему как средства преодоления его сопротивления. К этому деянию приравнивался и “подмет” - подкладывание вещей с целью обвинения в краже без применения насилия. И то и другое наказывалось “нещадным битьем кнутом при многих людех и выплатой двойного бесчестья” (т.е. штрафа).

Думается, что применение насилия, причинение вреда здоровью, нарушение иных прав человека и гражданина в ходе совершения фальсификации доказательств должны квалифицироваться по совокупности с соответствующими преступлениями против личности (при наличии необходимых признаков этих деяний).

Фальсификация доказательств является преступлением с формальным составом. Моментом окончания следует считать предъявление фальсифицированного предмета или документа либо приобщение его к делу в качестве доказательства. Для квалификации содеянного не имеет значения, повлияло ли оно на вынесение решения по гражданскому или уголовному делу.

Исходя из того, что составом фальсификации доказательств охватываются только деяния, выражающиеся в воздействии на материальные носители доказательственной информации, предусмотренные законом, в теории и на практике встал вопрос об отграничении рассматриваемых преступлений от деяний, предусмотренных статьями 304, 307 УК РФ.

С субъективной стороны преступление, предусмотренное как ч.1, так и ч.2 ст.303 УК РФ, характеризуется прямым умыслом. Виновный осознает, что он фальсифицирует доказательства по гражданскому либо по уголовному делу, и желает совершить это деяние. Здесь следует согласиться с мнением А.И.Рарога, что при совершении преступления с формальным составом, содержание умысла всегда заключается в осознании общественно опасного характера совершаемого действия и в желании совершить это действие. Отметим, что это относится ко всем преступлениям, посягающим на общественные отношения, связанные с получением достоверных доказательств. Исключением является квалифицированный состав фальсификации доказательств (ч.3 ст.303 УК РФ), включающий в качестве дифференцирующего уголовную ответственность признака наступление тяжких последствий этого преступления. В данном случае виновный должен не только осознавать общественную опасность своих действий, но и предвидеть возможность или неизбежность наступления указанных тяжких последствий, а также желать их наступления.

Возникает вопрос: как квалифицировать деяние, заключающееся в фальсификации доказательств, которые в дальнейшем были признаны недопустимыми либо неотносимыми к делу? Думается, здесь необходимо применять правило о фактической ошибке и квалифицировать содеянное как покушение на фальсификацию доказательств (в случае, если виновный, конечно, рассчитывал, что фальсифицированное доказательство в дальнейшем будет реально использовано в качестве относимого, допустимого и достоверного).

Мотивы совершения преступления не имеют значения для квалификации, поскольку не предусмотрены законом в качестве обязательного признака состава, но могут учитываться при индивидуализации наказания в рамках санкции, предусмотренной за инкриминируемое деяние.

Субъектами преступления по ч.1 ст.303 УК РФ (фальсификация доказательств по гражданскому делу) являются: лицо, участвующее в деле или его представитель. Для определения круга лиц, участвующих в гражданском деле, необходимо обратиться к главе 4 ГПК РСФСР. Согласно ст.29 ГПК РСФСР, лицами, участвующим в деле, признаются: стороны, третьи лица, прокурор, органы государственного управления, профсоюзы, государственные предприятия, учреждения, организации, колхозы, иные кооперативные организации, их объединения, другие общественные организации или отдельные граждане, участвующие в процессе в случаях, когда по закону они могут обращаться в суд за защитой прав и интересов других лиц, заявители и заинтересованные граждане. По делам, вытекающим из административно-правовых отношений, рассматриваемым судом (ст.231 ГПК РСФСР), а также по делам, рассматриваемым судом в порядке особого производства (ст.245 ГПК РСФСР): заявители и заинтересованные граждане, органы государственного управления, государственные предприятия, учреждения, организации, колхозы, иные кооперативные организации, их объединения, другие общественные организации.

Поскольку субъект рассматриваемого преступления - специальный, необходимо указать особенности его статуса. Юридический факт участия указанных лиц в деле возможен лишь при наличии у них гражданской процессуальной дееспособности (ст.32 ГПК РСФСР). Этим юридическим фактом порождаются определенные права и обязанности данных лиц. В частности, лица, участвующие в деле, согласно ст.30 ГПК РСФСР, имеют право представлять доказательства, участвовать в исследовании доказательств, давать устные и письменные объяснения суду, представлять свои доводы и соображения по всем возникающим в ходе судебного разбирательства вопросам и т.д. В то же время эти лица обязаны добросовестно пользоваться всеми принадлежащими им процессуальными правами. Думается, что добросовестность осуществления лицами, участвующими в гражданском деле, своих прав, несомненно, исключает фальсификацию доказательств. Следовательно, совершая преступление, предусмотренное ст.303 УК РФ, эти лица нарушают указанную выше процессуальную обязанность. Если такой обязанности нет, у лица отсутствует соответствующий процессуальный статус, оно не может нести уголовную ответственность за преступление по ч.1 ст.303 УК РФ (и тем более, при наличии его квалифицированного состава - по ч.3. ст.303 УК РФ).

Поскольку в гражданском процессе физические и юридические лица могут вести свои дела через представителей (ст.43 ГПК РСФСР), которым по доверенности передаются процессуальные полномочия лица, участвующего в деле, в том числе по представлению доказательств (ст.ст.45, 46 ГПК РСФСР), то вполне оправдано включение их законодателем в число субъектов фальсификации доказательств. Передача полномочий обусловливает возникновение у представителя процессуальных прав и обязанностей лица, участвующего в деле. Согласно ст.44 ГПК РСФСР, представителями по гражданскому делу могут быть: 1) адвокаты; 2) работники государственных предприятий, учреждений, организаций, колхозов, иных кооперативных организаций, их объединений, других общественных организаций, по делам этих предприятий, учреждений и организаций; 3) уполномоченные профессиональных союзов - по делам рабочих, служащих, членов колхоза, а так же других лиц, защита прав и интересов которых осуществляется профессиональными союзами; 4) уполномоченные организаций, которым законом, уставом или положением предоставлено право защищать права и интересы членов этих организаций; 5) уполномоченные организаций, которым законом, уставом или положением предоставлено право защищать права и интересы других лиц; 6) один из соучастников по поручению других соучастников; 7) лица, допущенные судом, рассматривающим дело, к представительству по данному делу.

Из данного перечня видно, что только адвокаты могут быть субъектами фальсификации доказательств по любому гражданскому делу. Участие остальных перечисленных лиц в качестве представителей, а, следовательно возможность для них стать субъектами преступления по ч.1 ст.303 УК РФ, обусловлены ограничениями, относящимися либо к категории дел, либо к процессуальному статусу лица (например, лиц, указанных в пунктах 6 и 7 ст.44 ГПК РСФСР).

Лицо может считаться субъектом фальсификации доказательств в качестве представителя по гражданскому делу лишь после предусмотренной законом процедуры оформления его полномочий (ст.ст.45, 46 ГПК РСФСР).

Рассматриваемое преступление может быть совершено и законными представителями (родителями, усыновителями, опекунами или попечителями) недееспособных граждан, граждан не обладающих полной дееспособностью, и граждан, признанных ограниченно дееспособными (ст.48 ГПК РСФСР). Не могут быть представителями в суде, а значит, и субъектами преступлений по ч.1 ст.303 УК РФ: лица, не достигшие совершеннолетия (18 лет) или состоящие под опекой или попечительством (ч.1 ст.47 ГПК РСФСР), а так же адвокаты, принявшие поручения об оказании юридической помощи с нарушением правил, установленных законодательством об адвокатуре; лица, исключенные из коллегии адвокатов (ч.2 ст.47 ГПК РСФСР); судьи, следователи и прокуроры, кроме случаев выступления в процессе указанных лиц в качестве уполномоченных соответствующего суда, прокуратуры или в качестве законных представителей (ч.3 ст.47 ГПК РСФСР).

Субъектами преступления по ч.2 ст.303 УК РФ (фальсификация доказательств по уголовному делу) могут быть: лицо, производящие дознание, следователь, прокурор или защитник. Их процессуальный статус определен в УПК РСФСР.

Таким образом, для привлечения лица к уголовной ответственности по ст.303 УК РФ необходимо, чтобы оно к моменту совершения преступления: а) обладало необходимым социальным статусом; б) реально вступило в соответствующие процессуальные отношения по основаниям и в порядке, предусмотренным законодательством.

Круг субъектов преступления, предусмотренного как ч.1, так и ч.2 статьи 303 УК РФ, на наш взгляд, необоснованно ограничен. Как отмечается в литературе, предметы и документы, полученные в результате проведения оперативно-розыскных мероприятий (в том числе, фиксирующее содержание переговоров, скрытого наблюдения за действиями по подготовке и совершению деяний и т.п.), могут быть признаны вещественными доказательствами (приобщены к делу в качестве таковых), если был соблюден установленный законом порядок их получения и к тому же они отвечают требованиям относимости и допустимости, предъявляемым УПК РФ, к доказательствам. К задачам оперативно-розыскной деятельности, в частности, относятся: выявление, предупреждение, пресечение и раскрытие преступлений (ст.2 Федерального закона “Об оперативно-розыскной деятельности”). Возникает вопрос: можно ли расценивать как фальсификацию доказательств искажение предметов и документов, полученных в результате оперативно-розыскных мероприятий, но еще не приобщенных к делу? Думается, что можно. Этот вывод вытекает из следующих соображений. Не всегда доказательства фальсифицируются субъектами, указанными в частях 1 и 2 ст.303 УК РФ, после приобщения к делу. Например, вряд ли фальсификация доказательств защитником (по уголовному делу), а тем более, лицом, участвующим в деле или его представителем (по гражданскому делу) является преступлением только в случае, если соответствующие предметы или документы уже приобщены к делу. Реализация права представлять доказательства означает их предварительное получение указанными лицами. Искажение соответствующих материальных носителей доказательственной информации этими лицами возможно до их представления, поскольку в дальнейшем они приобщаются к делу и доступ к ним ограничен и находится под контролем. Поскольку предметом рассматриваемого преступления являются объекты материального мира, используемые в качестве доказательств, благодаря их способности к отражению объективных событий, то их фальсификация возможна до процессуального оформления (официального приобщения к делу). Следовательно, работники органов, осуществляющих оперативно-розыскную деятельность, тоже могут быть субъектами фальсификации доказательств. К тому же, на практике зачастую именно ими совершается данное преступление, о чем свидетельствуют приведенные выше примеры.

Вообще, непонятно, каким критерием руководствовался законодатель, определяя круг субъектов фальсификации доказательств. На наш взгляд, следует исходить из того, что лица, которые согласно процессуальному законодательству могут представлять доказательства, в принципе, могут и осуществлять их фальсификацию. Однако далеко не все эти лица указаны в частях 1 и 2 ст.303 УК РФ. Так, исходя из анализа ч.1 ст.303 УК РФ, можно сделать вывод, что к числу невключенных в этот перечень относятся такие субъекты доказывания, как: лица, не участвующие в деле (ст.65 ГПК РСФСР), эксперт (ст.ст.74-77 ГПК РСФСР). При формулировании ч.2 ст.303 УК РФ законодатель проигнорировал таких лиц, которые могут оказать содействие в обнаружении, закреплении и изъятии предметов и документов в качестве доказательств в уголовном процессе, как: эксперт (ст. 57 УПК РФ), гражданский истец (ст.44 УПК РФ), гражданский ответчик (ст.54 УПК РФ), специалист (ст. 58 УПК РФ).

Кроме того, фальсификация доказательств фактически может быть осуществлена и судьей. Правильную и обоснованную позицию занимает в этом отношении Л.В. Лобанова, которая пишет: ”Далеко не вся деятельность судьи протекает в условиях гласности. Процессуальные правила, к сожалению, не исключают изменения вершителями правосудия содержания или формы доказательств. В практике имели место случаи подлога судьями документов, в частности, протокола судебных заседаний. Непонятно, почему судьи в этом случае должны наказываться менее строго, чем следователь или прокурор. Ведь даже если учесть, что судья, сфальсифицировавший доказательство, может быть привлечен к уголовной ответственности за служебный подлог, все равно действия влекут менее строгое наказание, ибо санкция ст.292 УК РФ ниже как по своему минимуму (штраф от 100 МРОТ), так и по верхнему пределу (до двух лет лишения свободы), чем санкция ч.2 ст.303 УК РФ (до трех лет лишения свободы с лишением права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью на срок до трех лет)”.

Приведенные автором соображения довольно убедительны. Кроме того, нужно иметь в виду, что - судья не постороннее лицо в процессе. Он может истребовать доказательства, участвует в их исследовании, проверке и оценке. Наконец, именно судья отправляет в собственном смысле слова правосудие. Следовательно, его действия, связанные с фальсификацией доказательств, наносят ущерб этой специфической государственной деятельности, а не интересам государственной власти, и государственной службы вообще. Таким образом, подобные действия судьи, по нашему мнению, должны квалифицироваться не по общей норме (ст.292 УК РФ), а по специальной (ст.303 УК РФ), выделение которой как раз и обусловлено, в первую очередь, спецификой общественных отношений по осуществлению правосудия и социальной потребностью в их охране уголовно-правовыми средствами, адекватными той общественной опасности, которую представляют преступные посягательства на эти отношения.

В ч.3 ст.303 УК РФ в качестве квалифицирующих признаков, предусмотрены:

1) фальсификация доказательств по уголовному делу о тяжком или об особо тяжком преступлении;
2) фальсификация доказательств, повлекшая тяжкие последствия.

Первый квалифицированный вид данного посягательства обусловлен категорией преступления, по делу о котором фальсифицируются доказательства. Понятия тяжкого и особо тяжкого преступления даны в ст.15 УК РФ.

Второй вид рассматриваемого преступления характеризуется тяжкими последствиями, наступившими в результате фальсификации доказательств, совершенной как по гражданскому, так и по уголовному делу.

Характер и виды тяжких последствий законодателем не раскрываются. Таким образом, это понятие является оценочным и зависит от конкретных обстоятельств дела. При оценке последствий, вызванных фальсификацией доказательств, необходимо учитывать реальное увеличение степени общественной опасности деяния, вызванное их наступлением. Как справедливо отмечает Л.Л.Кругликов, квалифицирующие обстоятельства это не что иное, как признаки состава преступления, влекущие установление иной санкции, измененных пределов наказания. А раз так, квалифицирующим обстоятельством должно признаваться такое обстоятельство дела, которое не является атрибутом большинства подобных преступлений, т.е. их типичным признаком, а, напротив, всегда свидетельствует о значительном изменении в уровне общественной опасности деяний определенного вида. Думается, что к таким последствиям можно отнести, например, осуждение невиновного, назначение длительного срока лишения свободы, пожизненного лишения свободы или смертной казни, самоубийство или попытка самоубийства, либо тяжелая болезнь осужденного (проигравшего по гражданскому делу), его близких родственников. Тяжкими также могут считаться такие последствия, как: разорение, банкротство, незаконное взыскание имущества, подрыв деловой репутации, вызвавший серьезное ухудшение положения на рынке, финансового состояния предприятия и т.п.

Общественная опасность рассматриваемого квалифицированного вида фальсификации доказательств заключается не только в наступлении подобных негативных последствий, но и в более серьезном, по сравнении с простым составом, ущербе авторитету правосудия, а так же, зачастую, в существенном ущемлении прав и интересов личности потерпевшего от данного посягательства.

Все указанные последствия могут быть учтены при квалификации деяния по ч.3 ст.303 УК РФ только в том случае, если они находятся в причинной связи с преступлением и не вызваны другими обстоятельствами.

Фальсификацию доказательств (ст.303 УК РФ) следует отличать от служебного подлога (ст.292 УК РФ). Прежде всего отметим, что в данном случае речь идет о конкуренции уголовно-правовых норм. При этом специальной следует считать норму о фальсификации доказательств, поскольку она устанавливает уголовную ответственность только за искажение фактических данных, используемых при осуществлении правосудия, путем воздействия на их материальные носители, чем наносится ущерб именно этой государственной деятельности. Норма же о служебном подлоге является общей, так как охватывает все иные случаи фальсификации официальных документов, не являющихся доказательствами и не подлежащими использованию в этом качестве. Таким образом, служебный подлог наносит ущерб не правосудию, а иным видам государственной деятельности, а также деятельности органов местного самоуправления. Кроме того, отличительной чертой фальсификации доказательств является то, что это преступление может быть совершено только теми субъектами, которые прямо указаны в ст.303 УК РФ. Рассматриваемое деяние нельзя относить к специальному виду должностного преступления, потому что оно может быть выполнено и другими лицами (например, представителем по гражданскому делу, защитником), для квалификации требуется учет специального статуса субъекта, обусловленного участием в соответствующих процессуальных правоотношениях и наличием вытекающих из них (специальных) прав и обязанностей.

Вызывает интерес и вопрос об ограничении фальсификации доказательств от искусственного создания доказательств совершения преступления (обвинения), предусмотренного в качестве квалифицирующего признака в ст.ст. 304, 306 УК РФ.

В литературе можно встретить высказывания, что под искусственным созданием доказательств обвинения при заведомо ложном доносе понимается “всякого рода фальсификация улик”. Однако, с подобным утверждением нельзя согласиться. Во-первых, как уже отмечалось выше, объективная сторона преступления по ст.303 УК РФ включает самые разнообразные формы искажения уже существующих фактических данных путем воздействия на их материальные носители (подделка, подчистка, пометка другим числом), а не только искусственное создание, т.е. формирование изначально и целиком. Во-вторых, нужно учитывать, что искусственное создание доказательств является способом (ст.306 УК РФ) или целью (ст.304 УК РФ) совершения другого преступления. Если же искажение фактических данных осуществляется как самостоятельное деяние и именно как таковое охватывается умыслом виновного, то налицо состав фальсификации доказательств.

Представляется необходимым предложить следующие изменения редакции ст.303 УК РФ:

1) Часть 1 статьи изложить в следующей редакции: ”Фальсификация доказательств по гражданскому делу лицами, правомочными представлять доказательства, экспертом или судьей...”
2) Часть 2 статьи представить в таком виде: ”Фальсификация доказательств по уголовному делу лицом, осуществляющим оперативно-розыскную деятельность, лицом, производящим дознание, следователем, прокурором, защитником, экспертом, гражданским истцом, гражданским ответчиком, специалистом, участвующим в деле, или судьей...”

ЗАВЕДОМО ЛОЖНЫЙ ДОНОС (ст. 306 УК РФ)

Для возбуждения уголовного дела необходимы определенные поводы. К их числу закон относит, в частности, заявления граждан (ст.141 УПК РФ). Любое лицо, если ему стало известно что-либо о совершенном или подготовляемом преступлении, может сообщить об этом в правоохранительные органы. Это не только является гражданским долгом, но и способствует быстрому раскрытию преступлений (часто по “горячим следам”), предупреждению наступления тяжких последствий или продолжения преступной деятельности (совершения новых преступлений).

С момента возбуждения уголовного дела органы правосудия вправе проводить расследование, привлекать лиц в качестве подозреваемых и обвиняемых, применять меры пресечения, в том числе, заключение под стражу, иные меры процессуального принуждения (например, привод – ст. 113 УПК РФ, временное отстранение от должности - ст.111 УПК РФ и т. д.).

Все это свидетельствует о важности получения органами правосудия правдивых, достоверных сведений о преступлении. Общественная опасность заведомо ложного доноса заключается, таким образом, как в том, что соответствующие органы государства отвлекаются от раскрытия и расследования действительно совершенных преступлений, так и в возможном применении процессуальных мер принуждения в отношении невиновных, и даже привлечении их к уголовной ответственности и осуждении. Однако заведомо ложный донос нельзя относить к преступлениям, посягающим на общественные отношения по обеспечению в ходе получения доказательств прав человека и гражданина. Совершение этого деяния не предполагает обязательное указание на определенное лицо. Нельзя согласиться с мнением И.С.Власова, И.М.Тяжковой, что ложный донос означает ложное обвинение в совершении какого-либо преступления отдельным лицом. Рассматриваемое деяние предполагает ложное сообщение о факте совершения общественно опасного деяния, запрещенного УК под угрозой наказания. Поэтому правы те авторы, которые отмечают, что вовсе не требуется, чтобы в этом сообщении содержалось указание на конкретное лицо.

Таким образом, непосредственным объектом заведомо ложного доноса являются общественные отношения по обеспечению поступления в распоряжение органов правосудия достоверных сведений о преступлениях.

Что же касается прав и интересов личности, то вред рассматриваемым деянием им причиняется не всегда. Поэтому нельзя расценивать их в качестве дополнительного непосредственного объекта.

В данном случае, как правильно отмечает Л.В Лобанова, речь должна идти о факультативном дополнительном объекте заведомо ложного доноса. Разумеется, в случае, когда лжедоносчик указывает на конкретное лицо, опасность такого деяния повышается. На степень общественной опасности заведомо ложного доноса влияет и то, “в совершении какого преступления обвиняется невиновный и насколько “обоснован” и “убедителен” ложный донос”. Так, по сведениям С.Юдушкина, во многих случаях для ложного доноса выбираются или наиболее распространенные преступления, такие как против собственности граждан (26,6%) и общественного порядка (20%), или наиболее сложные по оценке доказательственного материала, например, половые (21,6%), что усиливает трудность разоблачения доносчика. По утверждению этого же автора, о внешней убедительности, а, следовательно, и опасности ложных доносов говорит и тот факт, что по 36,7% таких заявлений были возбуждены уголовные дела. Причем больше половины доносов (63,2%) связано с делами о тяжких преступлениях, т.е. направлено на применение к невиновным самого сурового наказания. Думается, в настоящее время ситуация мало изменилась, скорее - еще более усугубилась. Ложный донос всегда признавался опасным преступлением. Об этом свидетельствует анализ памятников отечественного права. Ответственность за это деяние предусматривалась еще Русской Правдой (ст.20 «О поклепной вире»). Соборное уложение 1649 г. дифференцировало наказание в зависимости от вида ложного доноса («извета»), а Указ Петра I «Об отмене в судных делах очных ставок...» от 21 февраля 1697 г. предусматривал за это деяние смертную казнь. Одним из первых советских нормативных актов, устанавливающих уголовную ответственность за общественно опасные деяния (еще до принятия УК РСФСР 1922 г.), стал Декрет СНК «О наказаниях за ложные доносы» от 24 ноября 1921 г. Все это свидетельствует о том значении, которое придавал законодатель борьбе с данным преступлением.

Анализ объективной стороны заведомо ложного доноса вызывает целый ряд дискуссионных вопросов, которые по-разному разрешаются в литературе. Во многом это связано с тем, что по законодательной конструкции диспозиция ст.306 УК РФ является простой (или назывной), т.е. не содержит описания признаков деяния. В литературе справедливо отмечается, что простая диспозиция должна применяться при конструировании уголовно-правовых норм лишь в тех случаях, когда смысл преступного посягательства ясен без специального пояснения в законе. Однако этого нельзя сказать о заведомо ложном доносе. Данное преступление с объективной стороны представляет собой ложное сообщение (устное или письменное) о факте совершения преступления. В связи со сказанным возникает ряд вопросов. О чем и в какой форме должен быть сделан ложный донос, чтобы его можно было считать преступлением? Кто адресат этих сведений? С какого момента преступление считается оконченным?

По нашему мнению, является правильной точка зрения М.И.Ковалева, выделяющего два вида доноса: донос о факте преступления, которого в действительности не было, без указания на конкретное лицо, будто бы совершившее его, и донос с указанием на такое лицо.

Отметим, что указание на конкретное лицо не обязательно для квалификации деяния по ст.306 УК РФ. Достаточно лишь установить объективную ложность сообщенных сведений о преступлении. Виновный может представлять полностью вымышленные сведения о событии преступления либо ложно указывать на конкретное лицо как на якобы участника (исполнителя, организатора, пособника и др.) преступления, которое реально совершено, обвинять лицо в совершении более тяжкого преступления, чем то, которое оно совершило и т.д. Ложность сообщаемых сведений может касаться и отдельных обстоятельств совершения преступления (формы вины, орудия преступления и т.д.) либо признаков лица, его совершившего, т.е. сообщаемые сведения могут не соответствовать действительности лишь частично. Если донос содержит какие-либо сведения, не соответствующие действительности и касающиеся фактических обстоятельств совершения преступления, его можно считать ложным, потому что он препятствует достоверному установлению истины. В данном случае необходимо, чтобы эти ложные сведения содержали основание для возбуждения уголовного дела, а именно признаки какого-либо состава преступления. Сообщение ложных сведений, касающихся юридической квалификации, но не содержащих указания на фактическую сторону деяния, его конкретные обстоятельства, не образует заведомо ложного доноса. Сведения должны касаться именно совершения преступления. Статьей 306 УК РФ не охватываются случаи ложного сообщения об административном или ином правонарушении. Можно согласиться с А.Кузнецовым, что в тех случаях, когда ложный донос о совершении административного или иного правонарушения, например, мелкого хулиганства, соединен с распространением о потерпевшем заведомо ложных, позорящих измышлений, содеянное надлежит рассматривать как клевету.

В литературе нет единства мнений и по поводу адресата заведомо ложного доноса. Можно выделить две позиции по этому вопросу. Одна группа авторов придерживается точки зрения, что заведомо ложный донос о совершении преступления может быть направлен только в государственные органы, полномочные осуществлять уголовное преследование: органы дознания, следствия, прокуратуру, суд.

Другие авторы выступают за более широкий перечень адресатов заведомо ложного доноса, включая в него не только правоохранительные органы и суд, но и иные государственные органы и общественные организации, которые могут принять меры, чтобы по этим сведениям было возбуждено уголовное дело, в частности, передать их в компетентные органы.

Думается, что корень проблемы заключается в том, чтобы определить: необходимо ли для квалификации заведомо ложного доноса вступление лжедоносчика в процессуальные отношения по поводу возбуждения уголовного дела или же такой необходимости нет. От решения этого вопроса зависит, на наш взгляд, и определение объекта посягательства и отграничение от других составов преступлений, схожих по объективной стороне, предусмотренных, в частности ст.129 УК РФ и ст.207 УК РФ.

В связи с вышеуказанным представляется правильной первая точка зрения. Допустим, правы те авторы, которые считают, что ложный донос может быть сделан не только судебно-следственным, но и иным органам и общественным организациям, которые правомочны «давать органам дознания и следствия указания о проверке сообщений…», «призванным бороться с правонарушениями». Однако такая аргументация вызывает возражения. Во-первых, указания органам следствия и дознания может давать прокурор или суд (и то лишь по определенным вопросам), но не иные органы и организации. Это вытекает из принципа независимости расследования. Во-вторых, если исходить из толкования ст.141 УПК РФ, правом представлять сведения о преступлениях органам правосудия обладает неограниченный круг организаций, а также граждан. Поэтому, если довести до логического завершения точку зрения о том, что заведомо ложный донос может быть сделан не только органам, правомочным возбуждать уголовное дело, то его адресатами могут быть любые органы, организации, физические лица, поскольку они тоже могут передать соответствующую информацию в правоохранительные органы или суд.

Еще один аргумент критикуемой нами позиции заключается в том, что достаточно, чтобы у виновного была цель возбудить уголовное дело, которая и свидетельствует о посягательстве на интересы правосудия и является отличительным признаком от иных преступлений, например, клеветы. Но разве у лица не может быть уверенности в том, что уголовное дело по ложному доносу будет возбуждено, если оно сообщает ложные сведения о преступлении, например, гражданину с активной жизненной позицией, о котором известно, что он не может не сообщить об этом в органы правосудия? Аналогичным примером является сообщение правозащитной организации сведений, касающихся, допустим, злоупотреблений должностных лиц призывной комиссии.

Специфика заведомо ложного доноса как преступления против правосудия предполагает, что он может быть сделан только органам, которые правомочны возбудить уголовное дело. В соответствии со ст. 144 УПК РФ в компетенцию этих органов входит как проверка поступивших заявлений и сообщений, так и принятие по ним одного из трех решений:

Необходимыми условиями регистрации заявления (сообщения) о преступлении в соответствии со ст.141 УПК РФ являются: а) составление протокола об устном заявлении или заверении подписью заявителя письменного сообщения о преступлении; б) разъяснение этому лицу ответственности за заведомо ложный донос, о чем делается отметка в протоколе, которая удостоверяется подписью заявителя. Таким образом, заявление (сообщение) приобретает статус письменного доказательства.

Возникает вопрос, как расценивать заведомо ложные сведения, присланные по почте, сделанные по телефону, в печати либо анонимно? Стоит согласиться с С. Юдушкиным, что они не являются заведомо ложным доносом. Думается, здесь нужно исходить из следующего критерия: могут ли эти источники быть процессуально оформлены и отражены в постановлении о возбуждении уголовного дела или же они требуют получения иных подтверждений. Например, если после прочтения анонимного письма с указанием на то, что по конкретному адресу совершено убийство, следователь прибудет на место и зафиксирует этот факт, то поводом для возбуждения уголовного дела будет в соответствии со ст.143 УПК РСФСР непосредственное обнаружение органом дознания, следователем, прокурором признаков преступления.

Поскольку уголовную ответственность могут нести лишь физические лица, необходимо признать, что заведомо ложный донос может быть сделан только путем подачи заявления и сообщения, порядок которой установлен в ст.141 УПК РФ. Лишь при соблюдении этого порядка заведомо ложный донос может быть общественно опасен, поскольку способен привести к возбуждению по нему уголовного дела и другим негативным последствиям (привлечению к уголовной ответственности, осуждению невиновного, тяжелой болезни либо смерти его или близких и т.п.).

Таким образом, признаком объективной стороны заведомо ложного доноса является подача виновным заявления (сообщения) в орган или должностному лицу, правомочным возбудить уголовное дело, при условии установления личности заявителя и обязательного предупреждения об ответственности за заведомо ложный донос.

Компетенцией возбуждать уголовное дело, согласно ст.146 УПК РФ, обладает прокурор, следователь и орган дознания, которые обязаны принимать заявления и сообщения о любом совершенном или подготовляемом преступлении и принимать по ним решения в срок не более трех суток со дня получения заявления или сообщения, а в исключительных случаях - в срок не более десяти суток. Из этой же статьи вытекает требование, согласно которому о принятом решении сообщается заявителю. Это свидетельствует о том, что он и его местонахождение должно быть известно, и, следовательно, лицо должно быть предупреждено об ответственности за заведомо ложный донос. По справедливому замечанию С.Юдушкина, разъяснение заявителю ответственности за ложный донос играет не только профилактическую роль, но и ограждает от уголовной ответственности лиц, чье обращение определялось случайными моментами. По словам автора, государство не заинтересовано в чрезмерном применении мер уголовного наказания. Острие уголовного закона направляется против лиц, отличающихся устойчивостью преступных намерений, злостный характер поведения которых проявляется в доведении этого обращения до юридического факта (возбуждения уголовного дела) вопреки предупреждению об ответственности за такие действия. Соответственно, нормой о заведомо ложном доносе должны быть предусмотрены и его адресаты: орган дознания, следователь, прокурор.

Заведомо ложный донос относится к преступлениям с формальным составом. Он считается оконченным с момента поступления в указанные выше органы ложного сообщения о преступлении при соблюдении порядка приема и регистрации, указанного в ст.141 УПК РФ. Не имеет значения для квалификации было ли возбуждено уголовное дело, наступили ли еще какие-либо тяжкие последствия. Другое дело, что такие последствия могут быть предусмотрены в качестве квалифицирующего признака состава. С моментом окончания заведомо ложного доноса связаны вопросы о возможности приготовления, покушения на совершение этого преступления, добровольного отказа и деятельного раскаяния. Исходя из общего правила, в преступлениях с формальным составом, объективную сторону которых составляют активные действия, возможны стадии, характеризующие предварительную преступную деятельность: приготовление и покушение. Например, виновный может заранее составить заявление, приискать или создать для убедительности какие-либо «доказательства» (приготовление), подать заявление о деянии, которое на самом деле не является преступлением (покушение) и т.д. Добровольный отказ возможен, например, когда лицо передумало отдавать заявление или просто не пошло с ним в соответствующий орган. На наш взгляд, возможно и деятельное раскаяние, когда лицо после того, как передало заявление, сообщило о его ложности, возместило ущерб потерпевшему и т.п. Такое раскаяние возможно до вынесения приговора суда по делу, возбужденному по ложному доносу.

Субъективная сторона ложного доноса характеризуется только прямым умыслом. Об этом свидетельствует указание в ст.306 УК РФ на заведомость доноса. Виновный сознает, что сообщает не соответствующие действительности сведения о преступлении в органы, обязанные реагировать в установленном законом порядке на такие заявления (сообщения), и желает это сделать.

Добросовестное заблуждение относительно сообщаемых сведений исключает уголовную ответственность. Напротив, если лицо считает, что преступления не было (хотя, в действительности, оно произошло), но сообщает, как он думает, ложные сведения о нем, его действия должны квалифицироваться как покушение на преступление по ч.3 ст.30 УК РФ и ст.306 УК РФ.

Не влечет уголовную ответственность донос о готовившемся преступлении, от совершения которого лицо отказалось, поскольку это не могло охватываться сознанием лица, сообщающего такие сведения и не зависело от его воли.

Цель в законе не указана, однако, ее наличие вытекает из смысла ст.306 УК РФ. Такой целью выступает возбуждение уголовного дела. При этом лицо может руководствоваться разными мотивами, которые не влияют на квалификацию: местью, завистью и т.д. Не всегда это преступление совершается с намерением привлечь конкретное лицо к уголовной ответственности. Иногда заведомо ложный донос совершается для того, чтобы отвлечь внимание органов правосудия от собственного преступного или иным образом наказуемого поведения, в силу стремления избежать личных неприятностей. Показателен такой пример. С. 11 июня 1998 г. находилась в нетрезвом состоянии в районе лесного озера в пригороде г.Саранска со своим мужем, который ее избил, причинив телесные повреждения. После этого С., с целью освободить мужа от уголовной ответственности, обратилась там же к работникам милиции и заведомо ложно сообщила им, что ее якобы избили и изнасиловали двое незнакомых мужчин. Работники милиции, поверив ложному доносу, вызвали оперативно-следственную группу Пролетарского РОВД г. Саранска. Был составлен протокол осмотра места происшествия. В РОВД С. собственноручно написала заявление на имя прокурора Пролетарского района г. Саранска, где указала, что одного из избивавших и насиловавших ее зовут Сергей: при этом написала, что предупреждена об уголовной ответственности за заведомо ложный донос и расписалась. Заявление было зарегистрировано, на его основании было возбуждено уголовное дело.

Субъектом заведомо ложного доноса является вменяемое физическое лицо, достигшее 16-летнего возраста. Такой вывод следует из того, что ст.306 УК РФ не содержит указания на конкретных субъектов этого преступления. В связи с этим возникает вопрос, приобретает ли лицо определенный процессуальный статус при подаче заявления о преступлении? Думается, что да, поскольку: а) оно предупреждается об ответственности за заведомо ложный донос, о чем должно расписаться, и, следовательно, приобретает обязанность давать правдивые сведения (ст.141 УПК РФ); б) оно приобретает право требовать отчета о принятом решении (ст.144 УПК РФ). Стало быть, для привлечения лица к уголовной ответственности за заведомо ложный донос, необходимо установить вступление его в процессуальные отношения по поводу возбуждения уголовного дела. В соответствии с гл.8 УПК РСФСР возбуждение уголовного дела - самостоятельная процессуальная стадия, на которой еще нет ни свидетелей, ни потерпевших, ни подозреваемых, ни обвиняемых, поскольку не возбуждено дело по факту, изложенному в доносе. Самостоятельность данной стадии обусловливает наличие ее участников, которых нельзя сравнивать (ставить в один ряд) с участниками последующих стадий. Таким образом, отпадает вопрос, могут ли нести ответственность по ст.306 УК РФ подозреваемые, обвиняемые. Если лицо подозревается, обвиняется по другому делу, оно может быть субъектом заведомо ложного доноса (если достигло 16-ти лет).

Должно ли нести лицо уголовную ответственность за заведомо ложный донос на самого себя? Думается, что должно, поскольку, в отличие от клеветы, которую невозможно распространить на самого себя, ибо тогда потерпевший и преступник совпадут в одном лице, в данном случае ущерб причиняется слаженной работе органов правосудия, отношениям по поводу поступления в их распоряжение достоверных доказательств. Однако, на наш взгляд, в случае, если виновный ложно обвиняет только себя, и его действия не содержат иного состава преступления, вполне возможно признание деяния малозначительным, а значит - непреступным (ч.2 ст.14 УК РФ). Во всяком случае, необходимо выяснить причины самооговора, а именно, не явился ли он результатом стремления скрыть реально совершенное (более тяжкое) преступление, соучастников либо результатом преступного принуждения.

Возникает и другой вопрос. По материалам наших исследований, а также таких авторов, как А.Прошляков, З.Николаева, обвиняемые, подсудимые и осужденные довольно часто заявляют о применении к ним в ходе предварительного расследования насилия, угроз, иных незаконных мер. В случае ложности таких заявлений дело ограничивается отказом в возбуждении по ним уголовного дела. В этой связи стоит согласиться с авторами, что за подобный заведомо ложный донос могут нести уголовную ответственность подозреваемый, обвиняемый, подсудимый, осужденный.

Заведомо ложный донос становится квалифицированным (ч.2 ст.306 УК РФ) при наличии одного из двух признаков:

Дифференциация наказания за заведомо ложный донос в зависимости от того, о преступлении какой категории он совершается, вполне оправдана. Несомненно большей общественной опасностью обладает подобное деяние, если виновный ложно сообщает о совершении преступления, отнесенного законодательством к категории тяжких и особо тяжких (ст.15 УК РФ). Поскольку по таким делам обязательно производство предварительного следствия, подобный ложный донос обусловливает проведение большого количества следственных действий, оперативных мероприятий, отвлекает внимание и силы правоохранительных органов от пресечения и раскрытия действительно совершенных преступлений, предупреждения преступности. Кроме того, в таких случаях могут серьезно страдать интересы лиц, необоснованно обвиняемых в совершении таких преступлений. Так, К. была осуждена Ленинским районным судом г.Ульяновска по ч.2 ст.306 УК РФ. 4 июля 1998 г. около 23 часов она, имея умысел на совершение заведомо ложного доноса о совершении тяжкого преступления, осознавая, что сообщает заведомо несуществующие сведения о совершении в отношении нее изнасилования и, находясь в нетрезвом состоянии, обратилась с заявлением в Ленинское РУВД г.Ульяновска о том, что ее изнасиловали ранее ей неизвестные С., Ж. и Э. Будучи предупреждена об уголовной ответственности по ст.306 УК РФ, о чем расписалась в протоколе, она дала подробные объяснения об обстоятельствах “совершения” данного преступления, которое относится к тяжким.

Заведомо ложный донос, соединенный с искусственным созданием доказательств обвинения заключается в том, что доносчик либо представляет фальшивые доказательства, не отражающие реальных обстоятельств дела, либо путем определенных действий формирует такие доказательства. Сам термин искусственное “создание” предполагает то, что используемые виновным “доказательства” не находятся в причинно-следственной связи с реальными событиями и создаются специально для подтверждения ложного доноса. Приведем наглядный пример. П. совершила заведомо ложный донос о тяжком преступлении с искусственным созданием доказательств обвинения. Между ней и Н. в студенческом общежитии Мордовского государственного университета им. Н.П.Огарева произошла ссора, в ходе которой последний нанес П. побои, после чего покинул общежитие. Последняя решила отомстить Н. за нанесенную ей обиду. С целью искусственного создания доказательств обвинения она умышленно порвала свою ночную сорочку и обратилась в Ленинский РОВД г.Саранска с заявлением об изнасиловании ее Н. и неизвестным лицом, представив дежурному следователю в качестве доказательства порванное ею белье. За это деяние П. была осуждена к 2-м годам лишения свободы условно с испытательным сроком в 2 года.

Общественная опасность заведомо ложного доноса, соединенного с искусственным созданием доказательств обвинения, существенно повышается по сравнению с простым составом этого преступления. Заранее подготовленное обоснование ложного доноса затрудняет его своевременное раскрытие, может направить органы правосудия по ложному следу, привести к осуждению невиновного, иным тяжким последствиям.

Под искусственным созданием доказательств, как правильно пишет М.Х.Хабибуллин, необходимо понимать и подготовку подставных свидетелей, методы которой могут быть самыми различными, включая принуждение.

Указанным признаком также охватывается искусственное создание обстановки (места) совершения преступления (например, инсценирование кражи). Так, И. договорилась с мужем инсценировать кражу в их квартире, так как они были должны крупную сумму кредиторам. После того, как муж с другом инсценировали кражу (сломали замок, вынесли ценные вещи, создали видимость беспорядка), И. вызвала сотрудников милиции и написала заявление о краже. Будучи предупрежденной об уголовной ответственности за заведомо ложный донос, в заявлении И. указала большой список якобы похищенных вещей на крупную сумму – 8035000 руб. (часть вещей унес муж, часть – она выдумала).

Возникает вопрос, может ли быть идеальная совокупность заведомо ложного доноса с искусственным созданием доказательств обвинения и фальсификации доказательств? Думается, что нет, поскольку в данном случае речь должна идти о едином преступлении, которое охватывается умыслом виновного. Однако, если другое лицо, являясь соучастником лжедоносчика, совершило по договоренности с ним либо с его ведома фальсификацию доказательств (например, обвиняемый заявляет о совершении в отношении него принуждения к даче показаний, а защитник по его просьбе фальсифицирует доказательства этого), то со стороны лжедоносчика налицо будет заведомо ложный донос, соединенный с искусственным созданием доказательств обвинения (поскольку, совершая донос, он имел в виду это обстоятельство и рассчитывал на него, а действия другого лица надо квалифицировать по совокупности по ч.5 ст.33, ст.306 и ст.303 УК РФ.

Представляет интерес разграничение заведомо ложного доноса с клеветой (ст.129 УК РФ), заведомо ложным сообщением об акте терроризма (ст.207 УК РФ), провокацией взятки либо коммерческого подкупа (ст.304 УК РФ), заведомо ложным показанием, заключением или неправильным переводом (ст.307 УК РФ ).

Что качается первых двух преступлений, то основное их различие с заведомо ложным доносом проходит по объекту и субъективной стороне. Клевета является посягательством на честь и достоинство личности, заведомо ложное сообщение об акте терроризма – на общественную безопасность. Заведомо ложный донос, будучи совершенным в рамках процессуальных отношений, - причиняет ущерб деятельности органов правосудия, основанной на получении достоверных доказательств. Цель заведомо ложного доноса – не опорочить какую-либо личность (конкретное лицо может вообще не упоминаться) и не ввести в заблуждение физических и юридических лиц, являющихся адресатами ложного сообщения об акте терроризма, а возбудить уголовное дело, направить органы правосудия по ложному пути в каких-либо своих интересах.

Что касается провокации преступления, в частности, взятки либо коммерческого подкупа (ст.304 УК РФ), то основное отличие заведомо ложного доноса заключается в объективной стороне – в первом случае виновный создает видимость совершения лицом преступления с целью последующего изобличения, а во втором – просто совершает ложное обвинение (в крайнем случае, подтверждает его искусственно созданными доказательствами).

В литературе не раз возникал вопрос, нужно ли квалифицировать по совокупности преступлений действия лица, совершившего ложный донос, а затем, по возбужденному на его основе уголовному делу, дающего заведомо ложные показания в его подтверждение? По этому поводу нужно согласиться с мнением М.Хабибуллина, В.Малкова, что подобные деяния надо квалифицировать как единое преступление – заведомо ложный донос, поскольку касаются тех же фактов, являются логическим продолжением тех же действий. По сути речь идет о продолжаемом преступлении, охватываемом единым умыслом.

Исходя из анализа ст.306 УК РФ представляется целесообразным предложить следующие изменения ее редакции:

Часть первую дополнить словами: «сделанный в орган дознания, следователю или прокурору».

Часть вторую этой статьи дополнить словами: «либо повлекшее тяжкие последствия».

Дополнить статью примечанием следующего содержания:

«Примечание. Лицо, добровольно заявившее о ложности своего доноса до возбуждения по нему уголовного дела, освобождается от уголовной ответственности».

ЗАВЕДОМО ЛОЖНЫЕ ПОКАЗАНИЕ, ЗАКЛЮЧЕНИЕ ЭКСПЕРТА ИЛИ НЕПРАВИЛЬНЫЙ ПЕРЕВОД (СТ.307 УК РФ)

Общественная опасность данного деяния обусловлена рядом причин. Трудно представить себе дело (гражданское, уголовное и др.), где не использовались бы показания определенных лиц (например, свидетелей, потерпевших). Следовательно, ложные показания, данные по любому делу, могут помешать правильному его расследованию (рассмотрению), объективному исследованию обстоятельств, установлению истины. Все это может привести к вынесению необоснованного и незаконного судебного или иного процессуального решения, созданию препятствий в деятельности суда и органов, способствующих осуществлению судебной власти. В случае, если ложные показания носят обвинительный характер, создается реальная опасность ущемления прав и интересов личности. Подобного же рода опасность представляют такие деяния, как заведомо ложное заключение эксперта, заведомо неправильный перевод.

Общественную опасность указанных преступлений существенно повышает их распространенность, большой удельный вес среди прочих посягательств на правосудие. По данным М.Х.Хабибуллина, заведомо ложные показания, относящиеся к обстоятельствам совершенного преступления, составляют 79% к общему количеству изученных дел. По результатам наших исследований, распространенность таких преступлений в настоящее время еще выше: по ч.1 ст.307 УК РФ – 80%; по ч.2 ст.307 УК РФ – 5% (в общей сложности – 85%). Причем их число постоянно растет. На основе изученных уголовных дел по трем регионам России нами зафиксирован прирост таких преступлений в 1998 г. к 1994 г.+72%.

Важно также отметить следующее. Поскольку судебные приговоры (решения) благодаря принципу гласности становятся достоянием общественности, то в случаях их вынесения на основе ложных показаний, экспертных заключений, неправильных переводов наносится ущерб авторитету правосудия, судебной власти; у населения создается превратное представление об объективности, беспристрастности и даже независимости суда, а также о неэффективности законных методов защиты своих прав и интересов.

Непосредственным объектом рассматриваемого преступления являются общественные отношения по обеспечению поступления в распоряжение органов правосудия достоверных доказательств. Факультативным объектом выступают общественные отношения по охране прав и законных интересов личности.

Объективная сторона преступления, предусмотренного ст.307 УК РФ, может выражаться в ряде альтернативно указанных действий:

1) ложном показании свидетеля или потерпевшего;
2) ложном заключении эксперта;
3) неправильном переводе.

Таким образом, каждая из трех названных форм образует рассматриваемое преступление.

Для привлечения к уголовной ответственности за ложные показания необходимо установить наличие ряда условий, относящихся к объективной стороне:

а) это должны быть показания в процессуальном смысле;
б) они должны быть относимыми к делу, т.е. касаться обстоятельств, имеющих значение для его разрешения;
в) они должны быть допустимыми, т.е. даваться лицами, которые по закону могут быть свидетелями или потерпевшими, при условии соблюдения процессуальных требований к их получению, включая предупреждение об уголовной ответственности за дачу заведомо ложных показаний и отказ от дачи показаний;
г) эти показания должны быть ложными, т.е. не соответствовать реальным обстоятельствам дела.

Показания в уголовном процессе - это сведения об обстоятельствах, подлежащих установлению по делу, а именно: о событии преступления, виновности обвиняемого и его мотивах, об обстоятельствах, влияющих на характер и степень ответственности, а также о личности обвиняемого, характере и размере ущерба, причиненного преступлением, причинах и условиях, способствовавших совершению преступления (ст.73 УПК РФ).

Показания в гражданском, арбитражном, конституционном процессе – сведения по любым обстоятельствам, имеющим значение для правильного разрешения подведомственных дел. Преступными будут являться только показания, относимые к делу, которые касаются существенных обстоятельств, влияющих на вынесение законного и обоснованного приговора, решения или иного судебного либо другого процессуального акта. Возникает вопрос – будет ли преступным ложное указание свидетелем или потерпевшим перед допросом сведений о себе? Стоит согласиться с мнением И.С.Власова и И.М.Тяжковой, что эти сведения еще не являются показаниями в полном смысле этого слова (не относятся к существу дела), поэтому не могут в случае их ложности квалифицироваться по статье, предусматривающей ответственность за дачу ложных показаний.

И свидетель, и потерпевший по закону обязаны явиться по вызову и дать правдивые показания обо всем известном по делу, а также ответить на поставленные вопросы, Эти обязанности вытекают из их процессуального статуса. Существенным условием признания показаний допустимыми является предварительное предупреждение этих лиц об ответственности за дачу заведомо ложных показаний, за отказ от дачи показаний. При отсутствии такого предупреждения показания должны быть признаны недопустимыми, а, следовательно, в случае их ложности не могут влечь уголовной ответственности давших их лиц.

Аналогичное правило относится и к другим требованиям допустимости, например, в случае нарушения права на услуги переводчика (ст.18 УПК РФ), требования закона об обязательном участии защитника (ст. 51 УПК РФ), о лицах, которые не могут быть свидетелями по делу (ч. 3 ст. 56 УПК РФ), и т.д. Таким образом, признание ложных показаний недопустимыми в процессуальном смысле обусловливает отсутствие основания для привлечения давших их лиц к уголовной ответственности. Это объясняется также и тем, что такие показания не могут быть положены в основу процессуальных решений, а, значит, и причинить ущерб соответствующим общественным отношениям.

Для констатации наличия рассматриваемого состава преступления необходимо, чтобы ложные показания были даны после возбуждения уголовного дела и только органам и должностным лицам, которые по закону правомочны производить допрос (органу дознания, следователю, прокурору или суду).

Ложные показания очевидцев преступления, получаемые в процессе проверки сведений до возбуждения уголовного дела, не могут влечь за собой уголовной ответственности по рассматриваемой статье. Нельзя расценивать как преступные и ложные показания, данные при проведении оперативно-розыскных мероприятий.

Наконец, важным условием привлечения лица к уголовной ответственности является ложность показаний. В русском языке прилагательное «ложный» означает содержащий ложь, обман; не отвечающий действительности, создающий неверные представления. Ложность показаний может выражаться в полном несоответствии их действительности (вымышленности фактических данных), либо в какой-нибудь их части, касающейся обстоятельств, подлежащих установлению. Трудно согласиться с авторами, утверждающими, что ложные показания могут быть безвредными и, стало быть, в этом случае не должны влечь уголовную ответственность. Поскольку невозможно определить, какая ложь «не могла бы послужить во вред обвинению или защите, истцу или ответчику, даже в том случае, если бы суд положил показания данного свидетеля в основание своего решения», то любые ложные показания, относящиеся к делу, являются общественно опасными, а кроме того, свидетельствуют об общественной опасности лица, их давшего, ибо оно, игнорируя предупреждение об ответственности, все же совершило данное преступление, продемонстрировав тем самым свое отношение к закону и усилиям государства по его охране.

Ложность показаний может достигаться путем не только извращения, утверждения вымышленных, но и отрицания действительно имевших место фактов.

Вызывает споры вопрос о том, как квалифицировать умолчание свидетелем или потерпевшим об известных им фактах? По мнению М.Х.Хабибулина, умолчание об известных фактах должно квалифицироваться как заведомо ложные показания. Более сложно предлагает решать вопрос Е.Худяков. По его словам, «любое показание есть прежде всего сообщение, констатация или отрицание каких-либо фактов, активное участие лица в освещении различных событий, обстоятельств. Далеко не каждое «умолчание» отличается этими признаками. Если умолчание выражается в полном воздержании от сообщения об известных фактах, то его вряд ли можно признать ложным показанием. Трудно, например, усмотреть показание в поведении лица, ложно утверждающего, что ему ничего не известно о преступлении и таким образом умалчивающего об обстоятельствах совершения посягательства. Подобное «чистое умолчание» является не чем иным, как уклонением от дачи показаний, ответственность за которое предусмотрена ст.182 УК РСФСР. Иначе следует квалифицировать случаи умолчания, которые сопряжены с искажением (фактом умолчания) сведений. Если, умалчивая о каких-то отдельных моментах, свидетель извращает тем самым действительное положение вещей, вводя в заблуждение суд или органы расследования, то это является ложным показанием…».

Совершенно иная позиция по этому вопросу у И.С.Власова и И.М.Тяжковой. По их мнению, умолчание о каких-то фактах вообще нельзя относить к составу ложных показаний, так как это якобы привело бы к неоправданному расширению последнего. Авторы предлагали относить умолчание к недонесению (ст.190 УК РСФСР).

Ныне действующий УК не содержит составов уклонения от дачи показаний и недонесения. Поэтому альтернативой отнесения умолчания к заведомо ложным показаниям может быть только квалификация его как отказа от дачи показаний. Однако, на наш взгляд, отказ предполагает полное и ясно выраженное нежелание давать показания, отвечать на поставленные вопросы. Поэтому умолчание об определенных обстоятельствах в ходе дачи показаний образует состав преступления, предусмотренного ст.307 УК. Следует согласиться с указанной выше позиций Е.Худякова. Действительно, умолчание о каких-либо фактах может подчас существенно исказить реальную картину произошедшего. Рассмотрим следующий пример. Т., допрошенная в качестве свидетеля в судебном заседании по уголовному делу по обвинению З., будучи предупрежденной об уголовной ответственности за дачу заведомо ложных показаний и отказ от дачи показаний, с целью выгородить подсудимого и ввести в заблуждение суд, исказила подлинные обстоятельства дела. Она, в частности, пояснила, что видела, как потерпевший К., в руках которого был металлический предмет, замахнулся на З., после чего последний схватил нападавшего за руку, толкнул и тот упал, получив при этом телесные повреждения. Однако предварительным расследование и приговором суда установлено, что К. лишь оказывал сопротивление напавшему первым З., который побежал за К., стал наносить ему удары по различным частям тела палкой, причинив телесные повреждения потерпевшему. В дальнейшем, уже по делу о даче Т. заведомо ложных показаний, следствием и судом было установлено, что она умышленно умолчала, будучи свидетелем-очевидцем, о существенных обстоятельствах дела, пытаясь ввести таким образом суд в заблуждение и выгородить подсудимого.

Следовательно, исходя из того, что ложность в русском языке предполагает (обусловливает) создание неправильного представления о реальности, умолчание в ходе дачи показаний о важных деталях, обстоятельствах дела может расцениваться как дача заведомо ложных показаний, если эти важные детали непосредственно связаны с содержанием сообщаемых сведений. В целом такие сведения будут ложными.

Анализ диспозиции ч.1 ст.307 УК РФ позволяет сделать вывод о том, что заведомо ложные показания, данные экспертом, не являются уголовно наказуемыми. Между тем, согласно действующему законодательству, эксперт может давать не только заключение, но и показания, его разъясняющие и дополняющие (ст.ст. 205 УПК РФ, ст.180 ГПК РСФСР). В ходе допроса экспертом могут быть даны ложные показания по вопросам, имеющим существенное значение (например, о возможности произведения выстрела из изъятого у обвиняемого пистолета). Следовательно, такие показания представляют не меньшую общественную опасность, чем данные свидетелем или потерпевшим. Тем более, что в ст.309 УК РФ косвенно признается важность именно показаний эксперта, поскольку часть 1 этой статьи запрещает под угрозой наказания подкуп эксперта в целях дачи ложных показаний, а часть 2 – принуждение эксперта к уклонению от дачи показаний.

Отсутствие наказания за заведомо ложные показания эксперта является пробелом в законе. На наличие этой проблемы справедливо указывает также Л.В.Лобанова. Думается, нужно предложить законодателю криминализировать названное выше общественно опасное деяние, изменив соответствующим образом ч.1 ст.307 УК РФ.

Составы заведомо ложного заключения эксперта и заведомо неправильного перевода будут иметь место при наличии указанных выше общих условий, т.е. если указанные преступления были совершены в ходе осуществления судопроизводства по специально уполномоченными на то (в соответствии с законом) лицами, в процессуальном порядке и при том, что ложное заключение или неправильный перевод относились к существу дела.

Заключение эксперта является ложным, если содержит искажение фактов, неверную оценку либо выводы, не основанные на материалах дела. Это может, например, относиться к оценке вреда, причиненного здоровью (вместо средней тяжести указывается тяжкий и наоборот), источнику образования следов при трасологической экспертизе и т.д.

Неправильный перевод- это искажение смысла переведенной с одного языка на другой устной речи (показаний свидетеля, потерпевшего, обвиняемого, вопросов судьи, реплик лиц, участвующих в деле, и т.д.) либо документов. Рассматриваемым составом преступления охватывается также неправильный сурдоперевод, перевод с других искусственных языков и знаковых систем.

Рассматриваемые преступления также могут быть совершены путем умолчания (например, неуказание экспертом в заключении существенных фактов, умолчание переводчика о том, что он обязан перевести).

Все составы преступлений, предусмотренные в ст.307 УК РФ, сконструированы как формальные. Следовательно, они должны признаваться оконченными с момента совершения указанных действий, но только после соответствующего предупреждения об уголовной ответственности за них, выполняющего роль юридического факта вступления данных лиц в процессуальные отношения по доказыванию, на которые и посягают указанные деяния. При этом нельзя согласиться с тем мнением, что ложные показания должны быть занесены в протокол для того, чтобы состав был окончен. Так, в судебном заседании (а тем более в суде присяжных) участники разбирательства воспринимают устные показания (или их перевод) непосредственно. Поэтому ложные сведения, независимо от занесения их в протокол, могут повлиять на ход процесса. Другое дело, что отражение их в протоколе необходимо для последующего доказывания преступлений по ст.307 УК РФ. Однако в данном случае нельзя смешивать уголовно-правовые и процессуальные проблемы. Например, возбуждение дела по заведомо ложным показаниям возможно лишь после вынесения приговора по основному делу. Но это вовсе не означает, что момент возбуждения дела равнозначен моменту окончания рассматриваемого преступления. С моментом окончания данного преступления связан вопрос о добровольном отказе. Последний возможен лишь до окончания допроса (в случае с экспертом – до момента передачи заключения) и должен выражаться в добровольном разоблачении ложности представляемых сведений. Если же ложь разоблачают другие лица (судья, другие участники процесса), то в подобной ситуации нельзя говорить о добровольном волеизъявлении, такой отказ является вынужденным.

Примечание к статье 307 УК РФ устанавливает специальный вид освобождения от уголовной ответственности. Свидетель, потерпевший, эксперт или переводчик освобождаются от уголовной ответственности, если они добровольно в ходе дознания, предварительного следствия или судебного разбирательства до вынесения приговора суда или решения суда заявили о ложности данных ими показаний, заключения или заведомо неправильном переводе.

Можно ли считать, что основанием такого освобождения является деятельное раскаяние? На первый взгляд, ответ может быть положительным, поскольку в ч.2 ст.75 УК РФ содержится упоминание о возможности специальных видов освобождения от уголовной ответственности, предусмотренных в Особенной части УК. Однако, как считает Л.В.Лобанова, вряд ли правильно говорить о поведении лица, указанном в примечании к ст.307 УК РФ, как о деятельном раскаянии, поскольку оно не сопряжено с заменой ложных показаний истинным и не представляет ценности само по себе. Кроме того, она отмечает, что понимание положений о специальных видах освобождения от уголовной ответственности как конкретизации предписаний, зафиксированных в ст.75 УК РФ, могло бы привести к выводу о сужении сферы учета деятельного раскаяния за отдельные виды преступлений. “Не абсурдно ли предполагать, - пишет Л.В.Лобанова, - что освобождение от уголовной ответственности лжесвидетеля возможно только при всей совокупности деяний, описанных и в ст.75 УК РФ, и в примечании к ст.307 УК РФ, что недостаточно того, что он явился с повинной, способствовал раскрытию преступления, загладил причиненный вред, что абсолютно исключено освобождение от уголовной ответственности, если продиктованное раскаянием гражданина заявление о ложности данных показаний поступило после вынесения приговора?” Следует согласиться с приведенной выше позицией в том, что основание освобождения от уголовной ответственности, предусмотренное примечанием к ст.307 УК РФ не является деятельным раскаянием, поскольку не соответствует его критериям, указанным в ст.75 УК РФ; это скорее “выход из преступного состояния, прекращение преступной деятельности”. В то же время, нельзя отрицать того, что подобное поведение имеет ценность, приносит пользу. Наличие указанного примечания стимулирует граждан содействовать правосудию даже после совершения на него посягательств. Указание на то, что лицо освобождается от уголовной ответственности, если заявит о ложности показаний, заключения либо неправильности перевода до вынесения приговора (решения) суда свидетельствует о том, что до этого момента еще не принесен существенный вред правосудию, делающий соответствующие деяния уголовно наказуемыми. В случае такого заявления орган дознания, предварительного следствия или суд обязаны освободить лицо от уголовной ответственности, что вытекает из формулировки примечания к ст.307 УК РФ, Однако анализ изученных нами дел, возбужденных по данной статье, показал, что ни по одному из них, где обвиняемый (подсудимый) признал свою вину до вынесения приговора (32,5%) освобождения от уголовной ответственности не последовало. Так, Засвияжским районным судом г.Ульяновска Г. была осуждена по ч.1 ст.307 УК РФ. В приговоре суда прямо указано, что подсудимая Г. признала свою вину в даче заведомо ложных показаний, заявив, что дала их в суде по просьбе бывшей свекрови, чтобы помочь Г-ву избежать уголовной ответственности. Тем не менее, суд признал Г. виновной в даче заведомо ложных показаний в качестве потерпевшей по делу в отношении ее мужа.

С субъективной стороны преступление, предусмотренное ст.307 УК РФ, совершается только с прямым умыслом. Подобный вывод основывается, во-первых, на том, что состав формальный и, во-вторых, предусматривает такой признак, как заведомость. Виновный осознает, что он, являясь свидетелем, потерпевшим, экспертом или переводчиком по делу, дает по нему заведомо не соответствующие действительности показания, ложное заключение или осуществляет неправильный перевод, и желает совершить эти действия.

Мотивы преступления не указаны в законе. Интересны в этом плане результаты криминологического исследования лжесвидетельств, приведенные А.Р.Ратиновым. Основную массу осужденных за это преступление (94%) составляют лица, так или иначе заинтересованные в исходе дела. Среди них преобладают родственники и другие лица из ближайшего окружения обвиняемого (свыше 80%), в частности, члены семьи обвиняемого составляют 27% осужденных. Лжесвидетельство порождается такими факторами, как личная связь свидетеля с участвующими в деле лицами, причастность к рассматриваемому преступлению и воздействие заинтересованных лиц на свидетеля, нежелание граждан участвовать в расследовании и боязнь последствий такого участия.

Таким образом, мотивация лжесвидетелей определяется либо личной заинтересованностью в судьбе обвиняемых (подсудимых), либо боязнью расправы за правдивые показания. Неудивительно поэтому, что большинство ложных показаний даются в пользу этих лиц (по результатам наших исследований - 88,1%, из них из-за боязни расправы - 34,6%). Несомненно, что довольно эффективной мерой предупреждения совершения заведомо ложных показаний, заключения, неправильного перевода было бы обеспечение процессуальной защиты свидетелей, потерпевших, экспертов, переводчиков.

Учитывая указание в законе на заведомость ложности показаний, заключения, неправильности перевода, интересен вопрос о юридической квалификации так называемой объективной ложности, когда лицо сообщает ложные сведения в силу своих особенностей восприятия. В литературе правильно отмечается, что, если свидетель дает показания, не соответствующие действительности, но не осознает их ложности (например, при добросовестном заблуждении), в его действиях нет состава преступления. Е.Е.Центров справедливо отмечает, что различные искажения в показаниях возможны и у вполне добросовестных лиц. Это обусловлено объективными и субъективными факторами, влияющими на процесс формирования этих показаний как на стадиях восприятия и запечатления в памяти информации, так и при ее воспроизведении. К объективным факторам относятся, в частности, внешние условия восприятия и особенности воспринимаемых объектов: быстротечность события, недостаточная или слишком яркая освещенность, резкий шум, неблагоприятные метеорологические условия (дождь, снегопад, сильный ветер, холод), отдаленность предметов и т.д.; новые яркие впечатления, важные события, напряженная умственная работа, обстановка допроса (страх, психологический дискомфорт, поведение лица, производящего допрос, и т.п.). К субъективным факторам, которые могут обусловить ложность показаний, относятся: физические или психические дефекты, понижение возможностей восприятия органами чувств в результате болезненных состояний, усталости, нервных расстройств, волнений, опьянения, и т.д.; свойства памяти (например, избирательность, забывчивость), преобладание определенного вида памяти, например, двигательной, образной, эмоциональной, словесно-логической; индивидуальные и, в частности, возрастные особенности. Искажения и пропуски при восприятии могут появиться и вследствие предубежденности, симпатии и антипатии, особого отношения воспринимающего лица к участникам события. В таких случаях происходящее неосознанно воспринимается под углом зрения определенной установки, а действия тех или иных лиц интерпретируются в зависимости от сложившегося субъективного отношения к ним наблюдателя. В результате часть восприятия глушится. В это время субъект может смотреть и не видеть, слушать и не слышать.

Разумеется, в подобных случаях лицо нельзя привлекать к уголовной ответственности по ст.307 УК РФ, иначе это противоречило бы принципу вины (субъективного вменения), предусмотренному ст.5 УК РФ, Виновный должен заведомо знать, что сообщает ложную, по его мнению, информацию и желать этого, руководствуясь теми или иными мотивами (местью, завистью, ревностью, иными низменными побуждениями). В случае же так называемой фактической ошибки, когда лицо сообщает истинную информацию, субъективно относясь к ней, как к ложной, его действия необходимо квалифицировать как покушение на преступление по ч.3 ст.30 УК РФ и ст.307 УК РФ.

Субъект рассматриваемого преступления специальный: достигший 16-летнего возраста свидетель, потерпевший, эксперт и переводчик. Эти лица должны быть официально признаны в их процессуальном статусе (обретение которого возможно только после возбуждения уголовного дела, по которому они проходят в указанном качестве) постановлением (определением) о признании гражданина потерпевшим - ст.42 УПК РФ, о производстве экспертизы - ст.195 УПК РФ, о привлечении лица в качестве переводчика - ст.59 УПК РФ, протоколом допроса свидетеля - ст.190 УПК РФ, либо повесткой в орган, осуществляющий предварительное расследование или в суд.

Не являются субъектами преступления лица, которые в силу закона не могут выполнять соответствующие обязанности (в частности, не могут быть свидетелями по уголовному делу лица, указанные в ч.3 ст. 56 УПК РФ). Как уже отмечалось, не могут быть субъектами преступления по ст.307 УК РФ очевидцы, опрошенные в ходе предварительной проверки сведений о преступлении или в ходе оперативно-розыскных мероприятий.

Полемику в литературе вызывает вопрос об ответственности лиц, дающих ложные показания об обстоятельствах, касающихся их собственной противоправной деятельности. Так, согласно ст.51 Конституции РФ, никто не обязан свидетельствовать против себя самого, своего супруга и близких родственников. По мнению некоторых авторов, из этого положения вытекает использование лицами, причастными к преступлению, но допрашиваемыми в качестве свидетелей и потерпевших ложных показаний для реализации своего права на защиту. Так, согласно точке зрения А.Гольдмана, осужденный, допрашиваясь по выделенным делам соучастников совершения преступления в качестве свидетеля, понуждается под страхом уголовного наказания к даче показаний, могущих не соответствовать его интересам. С.Кокшаров и А.Горелик идут в этом отношении еще дальше. Они считают, что реализация права на защиту позволяет давать ложные показания: соучастникам преступления, которые первоначально допрашиваются в качестве свидетеля (поскольку правдивые показания о чужом преступлении связаны с изобличением самого себя в совершении собственного преступления); лицам, которые были осуждены или оправданы и вызываются в качестве свидетеля, по делу которых ранее давались ложные показания, для рассмотрения дела об этих ложных показаниях; соучастники, допрашиваемые в качестве свидетелей по делу, по которому они сами уже не могут быть осуждены ввиду истечения сроков давности, издания акта об амнистии, отмены уголовного закона или по иным предусмотренным законом основаниям (авторы мотивируют это запретом закона принуждать кого-либо под страхом уголовной ответственности к даче правдивых показаний о преступных действиях самого допрашиваемого). Наконец, С.Кокшаров и А.Горелик уверены, что не подлежат ответственности за дачу ложных показаний также и свидетели, давшие такие показания по гражданскому делу, если правдивые показания могли повлечь для них отрицательные гражданско-правовые последствия (привлечение в данном или другом гражданском процессе в качестве ответчика, третьего лица и т.д.).

Такая позиция представляется спорной. Во-первых, как нами отмечалось ранее, предупреждение об уголовной ответственности по ст.ст.307, 308 УК РФ не может расцениваться как средство принуждения к даче показаний, поскольку является законной и превентивной мерой, вытекающей из сути позитивной уголовной ответственности, заключающейся во всеобщей обязанности не нарушать уголовно-правовые запреты. Во-вторых, ст.51 Конституции РФ закрепляет право свидетельского иммунитета, а не обязанность не свидетельствовать против себя, своего супруга и близких родственников. Поэтому, если после разъяснения этого права, лицо все же дает подобные показания, они должны признаваться доказательством по делу. Следовательно, в случае их ложности, лицо подлежит ответственности за это. В-третьих, процессуальный статус лица, определяющий наличие субъекта преступления, предусмотренного ст.307 УК РФ, как уже отмечалось, должен быть официально определен на момент дачи показаний, а не предполагаться на будущую перспективу. Данный статус, как уже отмечалось, устанавливается особыми процессуальными документами (постановлением, определением, протоколом, повесткой). Поэтому, если лицо официально, в соответствии с законом, признано свидетелем, потерпевшим, экспертом или переводчиком, если ему разъяснены его права и обязанности, то даже фактическая его причастность к преступлению не может служить основанием освобождения от уголовной ответственности за дачу ложных показания, заключения, неправильного перевода, поскольку процессуальным законодательством не установлено какого-либо исключения по этому поводу.

В ч.2 ст.307 УК РФ назван квалифицирующий признак рассматриваемого преступления: «те же деяния, соединенные с обвинением лица в совершении тяжкого или особо тяжкого преступления». Несомненно, что такое обвинение существенно повышает общественную опасность дачи заведомо ложных показаний, заключений, неправильного перевода, поскольку непосредственно посягает не только на отношения по доказыванию, но и на интересы личности. Наличие этого признака можно констатировать тогда, когда лицу ложно приписывается совершение тяжкого или особо тяжкого преступления (ст.15 УК РФ).

Этим признаком исчерпывается дифференциация ответственности за рассматриваемое преступление в соответствии с ныне действующей редакцией ст. 307 УК РФ. Однако, на наш взгляд, законодателем не учтены и другие признаки, которые могут существенно повысить степень общественной опасности данного посягательства. Речь идет о причинении этим деянием тяжких последствий и совершение его группой лип по предварительному сговору.

Результатом рассматриваемого преступления может быть длительное содержание невиновного под стражей, осуждение (в наиболее негативном варианте – к большому сроку лишения свободы), сокрытие от правосудия действительно виновного лица, самоубийство либо его попытка, психическое расстройство либо иное заболевание и т.д. На наш взгляд, установление в законе за рассматриваемое преступление, повлекшее такие последствия тех же пределов наказания, что и за обычное подобное деяние, недопустимо, при том, что наступление указанных последствий, как показывает практика, вполне реально.

Не менее опасным становится преступление, предусмотренное ст.307 УК РФ в случае его совершения группой лиц по предварительному сговору. Так, ложные показания, данные несколькими лицами по одному и тому же делу, с единой целью (например, помочь обвиняемому (подсудимому) избежать уголовной ответственности) существенно повышает вероятность вынесения необоснованного процессуального решения - неправосудного приговора и др. Г.Пономарев, В.Никандров справедливо отмечают, что суды возбуждают уголовное дело только в случае очевидного лжесвидетельства, которое само по себе не может причинить серьезного ущерба. Тщательно же организованная дача ложных показаний рядом лиц или всеми допрошенными по делу лицами приведет к постановлению незаконного и необоснованного приговора в любом случае. Никто, естественно, не может сказать, сколько таких приговоров вынесено в настоящее время.

По нашим данным, дача ложных свидетельских показаний по одному и тому же делу несколькими лицами осуществляется в каждом четвертом случае (речь идет о выявленных фактах, по которым виновные были осуждены). Это и понятно: в случае, когда именно от свидетельских показаний зависит вынесение судебного решения (и его содержание), заинтересованные лица, как правило, родственники, знакомые, соучастники обвиняемого (подсудимого), будут стремиться обеспечить дачу выгодных им ложных показаний всеми свидетелями, допрашиваемыми по этому делу. Так, по делу об убийстве О. рассматриваемому в Железнодорожном районном суде г.Ульяновска, заведомо ложные показания дали сразу четыре свидетеля. Характерно, что показания всех изменились одинаковым образом. В ходе предварительного следствия они указывали, что обвиняемый К. в ходе распития спиртных напитков и возникшей ссоры первым напал на О. и нанес ему несколько ударов ножом. В судебном же заседании и в ходе дополнительного расследования показания всех четверых были изменены таким образом, что это О. был инициатором драки, напав на К. со стулом, после чего между ними завязалась драка, исхода которой уже из допрошенных, якобы, никто не видел. Тем не менее вина К. была полностью доказана, и он был осужден. В ходе следствия по факту заведомо ложных показаний было установлено, что изменить показания свидетелей заставили ранее не известные им лица, пригрозив расправой; что все свидетели хорошо знали друг друга. Говоря о степени общественной опасности данного группового преступления, следует отметить, что дело было направлено после судебного разбирательства для производства дополнительного расследования, на которое длительное время были отвлечены силы и средства правоохранительных органов. Тем не менее ни в одном из четырех дел о заведомо ложных показаниях не отражено совершение его путем объединения усилий заранее договорившихся лиц. На наш взгляд, необходимо включение в ч.2 ст.307 УК РФ такого квалифицирующего признака, как совершение какого-либо из указанных в ч.1 данной статьи деяний группой лиц по предварительному сговору. Речь в данном случае должна идти о соисполнителъстве, охватываемом единым умыслом участников группы. Соучастие в узком смысле слова (сложное соучастие) также возможно в данном случае (например, это может быть подстрекательство, организация заведомо ложных показаний).

Исходя из анализа статьи 307 УК РФ необходимо предложить следующие изменения ее редакции:

часть 1 данной статьи после слова «потерпевшего» указать «эксперта».

2) диспозицию нормы, описанной в ч.2 названной статьи, изложить в следующей редакции:

«Те же деяния, совершенные группой лиц по предварительному сговору либо соединенные с обвинением лица в совершении тяжкого или особо тяжкого преступления, а равно повлекшие тяжкие последствия».

ОТКАЗ СВИДЕТЕЛЯ ИЛИ ПОТЕРПЕВШЕГО ОТ ДАЧИ ПОКАЗАНИЙ (СТ.308 УК РФ)

Оказание помощи правосудию является долгом каждого члена общества. Что же касается свидетеля и потерпевшего, то обязанность этих лиц давать показания (причем, правдивые) по поводу известных им обстоятельств, имеющих значение для дела, закреплена в процессуальном законодательстве (ст.ст. 42, 56 УПК РФ, ст.62 ГПК РСФСР и т.д.) Их показания, как правило, имеют существенный характер, поскольку эти лица либо являлись очевидцами происшедшего, либо обладают важной информацией по этому поводу. Общественная опасность рассматриваемого преступления заключается в том, что в распоряжение органов правосудия не поступает необходимая информация, на основе которой должны быть установлены обстоятельства, составляющие предмет доказывания. В результате этого повышается вероятность вынесения незаконных и необоснованных процессуальных решений (актов), причинения ущерба правам и интересам личности и наступления других, ранее неоднократно упоминаемых нами, негативных последствий преступлений, посягающих на общественные отношения, связанные с получением достоверных доказательств.

Непосредственным объектом рассматриваемого преступления являются общественные отношения по обеспечению поступления в распоряжение органов правосудия достоверных доказательств. Свидетель и потерпевший обязаны в соответствии со своим процессуальным статусом давать правдивые показания, что удостоверяется отметкой в протоколе о предупреждении указанных лиц об ответственности за отказ от дачи показаний и закрепляется их подписью. Несомненно, что существенную опасность отказ дачи показаний приобретает при его совершении в уголовном процессе. В данном случае высока вероятность того, что в результате этого может быть осужден невиновный, принесен иной ущерб личности, обусловленный вынесением необоснованного и незаконного процессуального решения. Поэтому общественные отношения по обеспечению прав и интересов личности являются факультативным дополнительным объектом рассматриваемого преступления. В то же время, на наш взгляд, вряд ли оправдано привлечение свидетеля к уголовной ответственности за отказ от дачи показаний в гражданском процессе, так как по степени общественной опасности это деяние не достигает уровня преступления. Представляется также необходимым частично декриминализировать состав отказа свидетеля или потерпевшего от дачи показаний. Как показывают результаты наших исследований, а также других авторов, зачастую такое поведение обусловлено оказанием давления на свидетеля или потерпевшего со стороны обвиняемого, его родственников и знакомых. При этом мер защиты от такого воздействия законодательством практически не предусмотрено. Кроме того, отказ от дачи показаний может быть вызван незначительностью дела, по которому допрашивается свидетель или потерпевший или формальным характером предупреждения об ответственности за это деяние (разъяснение производится скороговоркой, без учета культурного уровня допрашиваемого, в обстановке, не позволяющей сосредоточиться на сути предупреждения) либо отсутствием такового вообще.

Объективная сторона отказа от дачи показаний выражается в твердом и недвусмысленном нежелании давать какие-либо показания, отвечать на поставленные вопросы. Отказ может выражаться в устном или письменном заявлении об этом, а также в полном молчании (не вызванным, естественно, какими-нибудь физическими или психическими недостатками).

Данное преступление совершается путем бездействия, заключающегося в невыполнении процессуальной обязанности давать показания, вытекающей из требований закона. Это не означает, что лицо не может активно заявлять о своем отказе, совершать иные поступки. Бездействие в данном случае будет выражаться в невыполнении возложенной на лицо обязанности, нарушающем уголовно-правовой запрет. Причем состав отказа от дачи показаний будет налицо не только когда свидетель (или потерпевший) заявляет о полном нежелании давать какие-либо показания, но и тогда, когда он отказывается отвечать на отдельные вопросы либо когда заявляет о том, что ничего не знает. В последнем случае необходимо разграничивать преступления, предусмотренные ст. ст.307 УК РФ и 308 УК РФ. Если ложное заявление о незнании касается какой-либо важной детали уже данных показаний и искажает их, то налицо состав заведомо ложных показаний. Когда же лицо изначально заявляет, что ничего не знает, при этом реально располагая сведениями об обстоятельствах дела, - оно совершает преступление, предусмотренное ст. 308 УК РФ, поскольку в наличии нет содержательной части показаний. Разумеется, что лицо подлежит привлечению к уголовной ответственности только в случае, если совершает отказ от дачи показаний без уважительных причин, а не под влиянием каких-либо факторов. Возникает вопрос: что считать уважительной причиной отказа от дачи показаний? Представляется, что речь должна идти о нескольких группах таких причин:

а) На лицо может быть возложена обязанность сохранения тайны (государственной, врачебной тайны, тайны усыновления, тайны нотариальных действий и т.д.). В данном случае наблюдается как бы конфликт двух противоречащих друг другу обязанностей: давать показания и хранить тайну. Вряд ли правильно решать эту проблему путем определения, какая обязанность является более важной. Вернее, такое определение не может опираться на оценку каждого конкретного случая по внутреннему убеждению. Думается, что речь должна идти о законодательном закреплении (причем, в примечании к ст.308 УК РФ) всех оснований освобождения лиц от уголовной ответственности за отказ от дачи показаний.

Согласно ныне действующей редакции примечания к ст.308 УК РФ, лицо не подлежит уголовной ответственности за отказ от дачи показаний против себя самого, своего супруга или своих близких родственников. Последнее опирается на положение ч.1 ст.51 Конституции РФ, устанавливающее право свидетельского иммунитета для указанных лиц. Однако уголовный закон никак не учитывает норму, закрепленную в ч.2 ст.51 Конституции РФ, согласно которой федеральным законом могут устанавливаться иные случаи освобождения от обязанности давать свидетельские показания. И таких случаев много. Так, лицо, добросовестно выполняющее обязанность хранить государственную тайну, может быть привлечено к уголовной ответственности за отказ от дачи показаний в качестве свидетеля или потерпевшего по делу, связанному с этой тайной. И, наоборот, выполнив процессуальную обязанность дачи правдивых показаний органам правосудия, лицо подлежит привлечению к ответственности по ст.283 УК РФ за разглашение государственной тайны.

Исходя из значимости объектов, думается, что меньший вред будет нанесен в случае отказа отдачи показаний, относительно государственной тайны, чем в случае ее разглашения. Поэтому нельзя согласиться с мнением Л.В. Лобановой, что необходимо исключить из круга субъектов преступления по ст.283 УК РФ лиц, предавших огласке сведения, составляющие государственную тайну, путем дачи показаний на следствии и в суде. По сути, автор предлагает считать более опасным преступлением отказ от дачи показаний. На наш взгляд, это неправильно. В соответствии со ст.2 закона РФ «О государственной тайне» к ней относятся защищаемые государством сведения в области его военной, внешнеполитической, экономической, разведывательной, контрразведывательной и оперативно-розыскной деятельности, распространение которых может нанести ущерб безопасности Российской Федерации. Косвенным средством обеспечения такой безопасности могло бы стать исключение лиц, хранящих государственную тайну, из круга субъектов отказа от дачи показаний (ст.308 УК РФ).

По-иному решен вопрос с тайной нотариальных действий. Согласно ст.16 Основ законодательства РФ о нотариате, нотариус обязан хранить в тайне сведения, которые стали ему известны в связи с осуществлением его профессиональной деятельности. Однако суд может освободить нотариуса от обязанности сохранения тайны, если против нотариуса возбуждено уголовное дело в связи с совершением нотариального действия. Кроме того, в соответствии с указанными Основами справки о совершении нотариальных действий выдаются по требованию суда, прокуратуры, органов следствия в связи с находящимися в их производстве уголовными или гражданскими делами, а также по требованию арбитражного суда в связи с находящимися в его разрешении спорами. В данном случае закон отдает приоритет поступлению в распоряжение органов правосудия достоверных доказательств.

С другой стороны, уголовное дело не может быть возбуждено, а возбужденное дело подлежит прекращению в отношении лица, не подлежащего допросу в качестве свидетеля, например, священнослужителя за отказ от дачи показаний по обстоятельствам, известным ему из исповеди. Федеральным законодательством могут устанавливаться и иные аналогичные случаи, которые могут относиться как к свидетелям, так и к потерпевшим. На наш взгляд, они должны быть учтены в примечании к ст.308 УК путем общего указания.

б) К уважительным причинам отказа от дачи показаний могут быть отнесены факторы, препятствующие даче показаний: болезнь, потеря памяти, факты принуждения и т.п. Но в отличие от первой группы причин, эти факторы должны оцениваться исходя из конкретных обстоятельств дела. Таким образом, в качестве необходимых объективных условий привлечения лица к уголовной ответственности за отказ от дачи показаний можно назвать следующие: а) обстоятельства дела должны быть известны допрашиваемому; б) к даче показаний нет препятствий.

Рассматриваемое преступление окончено с момента недвусмысленного выражения в какой-либо форме нежелания давать показания по обстоятельствам дела, совершенного в ходе допроса после официального предупреждения об ответственности за отказ от дачи показаний.

Субъективная сторона характеризуется прямым умыслом. Мотивы и цель преступления в законе не указаны и могут быть различными.

Субъект преступления специальный: свидетель или потерпевший. Лица, которые не могут допрашиваться в качестве свидетеля (ч.3 ст.56 УПК РФ), не несут ответственности в случае отказа от дачи показаний при допросе их в этом качестве.

Законодатель не включил в круг субъектов рассматриваемого преступления эксперта. Думается, что это не вполне оправдано. В УК РСФСР 1960 г. предусматривалась ответственность эксперта за отказ или уклонение от дачи заключения в судебном заседании либо при производстве предварительного следствия или дознания. Это деяние было декриминализировано, на наш взгляд, вполне обоснованно. Эксперт может отказаться (изначально) от дачи заключения ввиду, например, отсутствия квалификации, неполноты представленных для исследования материалов, отсутствия необходимых условий для проведения экспертизы и т.п. Подобное деяние не может быть признано общественно опасным. Но если эксперт сделал заключение, а потом отказывается давать по нему пояснения, чем затрудняет установление истины по делу, то подобное его поведение представляет общественную опасность и должно быть криминализировано. Так, ст.205 УПК РФ предусматривает возможность допроса эксперта для разъяснения и дополнения данного им заключения. Следовательно, на наш взгляд, необходимо установить уголовную ответственность за отказ эксперта от дачи показаний.

Результаты анализа нормы об отказе от дачи показаний, предусмотренной ст.308 УК РФ, обусловливают необходимость изложения ее в следующей редакции.

«Статья 308. Отказ свидетеля, потерпевшего или эксперта от дачи показаний.

Отказ свидетеля, потерпевшего или эксперта от дачи показаний в ходе расследования или судебного рассмотрения уголовного дела о тяжких и особо тяжких преступлениях, совершенный после разъяснения ответственности за такое деяние, - наказывается штрафом в размере от пятидесяти до ста минимальных размеров оплаты труда или в размере заработной платы или иного дохода осужденного за период до одного месяца, либо обязательными работами на срок от ста двадцати до ста восьмидесяти часов, либо исправительными работами на срок до одного года, либо арестом на срок до трех месяцев.

Примечание. Лицо не подлежит уголовной ответственности за отказ от дачи показаний против себя самого, своего супруга или своих близких родственников, а также в иных установленных федеральным законом случаях освобождения от обязанности давать показания».

Copyright © 1994-2016 ООО "К-Пресс"