 |
Черные дыры в Российском Законодательстве 2003'2
|
|
|
Становление научных представлений об уголовной политике на рубеже XIX – XX
веков
Лесников Г.Ю., докторант
Академии управления МВД России
Практически в любом учебнике или монографическом исследовании по уголовному
праву и криминологии встречается термин «уголовная политика». Однако не всегда
его содержание раскрывается в тексте самой работы, и очень мало говорится об
истории появления уголовно-политических идей и в целом уголовной политики в
России. В этих условиях, большое значение имеет уяснение правовых категорий и
понятий, которыми оперируют авторы.
С целью всестороннего исследования генезиса уголовной политики было
предпринято обращение к первоисточникам. Таковыми, по нашему мнению, являются,
работа С.К.Гогеля «Курс уголовной политики в связи с уголовной социологией»
изданная в 1910 году и «Курс уголовной политики» М.П.Чубинского, вышедший в свет
в 1912 году. В них наиболее полно, на тот период, рассмотрены этапы
возникновения и развития уголовной политики в России и других европейских
странах. Здесь мы не преследуем цель библиографической полноты, а лишь обращаем
внимание на более важные и ценные труды.
Традиционно исторический анализ правового явления большинством авторов по
объективным причинам осуществлялся в рамках послереволюционного периода. В
данной статье рассматривается не только изначальное историческое возникновение
уголовной политики как науки, ее структура, но и формирование механизмов ее
реализации.
Генезис – слово греческое, означающее происхождение, возникновение
какого-либо явления. «Когда мы приступаем к изучению какой-либо области
регулируемых правом явлений, у нас имеются разнообразные пути. Мы можем, прежде
всего, изучать эти явления, как они есть, в готовом виде и в той обрисовке,
которая им дана действующими правовыми нормами; систематизация этого материала
дает правовую догматику. Затем мы можем, не ограничиваясь догматическим
изучением, попытаться определить, нельзя ли в данной области явлений добиться
результатов более плодотворных, и что для этого надо сделать, т.е. от изучения
существующего мы переходим к обрисовке того, что было бы желательно, и каким
путем достигнуть желательного, улучшить существующее; это будет политика права,
нуждающаяся для своего успеха в изучении причин, порождающих и изменяющих данную
категорию явлений, нуждающаяся в том, что мы назовем этиологией права».
В момент появления уголовной политики, наиболее распространенным было мнение
о том, что эта новая наука является как бы прикладной к догме уголовного права.
Внимание догматической школы было сосредоточено на преступном деянии, как
продукте преступной воли и с этой свободною волей она и предлагала бороться
«карою-возмездием». От преступного деяния она уже восходила к преступнику, как
автору деяния и носителю злой воли, других свойств у преступника не было.
Выходило, что это деяние являлось как единичное, случайное, произвольное
явление, которого ни предвидеть, ни предупредить было нельзя, и сколько бы таких
явлений ни было, они между собой ничего общего не имели.
Однако уже с 30-х годов XVIII века, ученые стали сомневаться в том, чтобы
преступные деяния были так разрознены между собою и представляли такие
произвольные, случайные явления. Бельгийский ученый Кетле стал усматривать
известную связь между ними, стал доказывать, что общая волна преступлений
повышается и понижается в за висимости от каких-то общих причин, а при
неизменности причин число преступлений остается то же из года в год. Статистика
стала развиваться. Стали сравнивать данные, получавшиеся в разных странах и в
разное время и приводить их в связь с теми или другими социальными, физическими
причинами (неурожаем, временами года) и т.д. Оказалось, что существует не масса
разрозненных деяний, а нечто общее, в виде преступности данного народа в данную
эпоху, в виде общей суммы преступлений.
Стремление создать особую науку политики, как прикладную, особенно ярко
проявилось в области немецкой науки государственного права, и тогда же дал
соответственную и правильную оценку всему этому движению В.И.Сергеевич в своем
исследовании «Задачи и метод государственных наук» (1871). Причина этого в
глубоком различии постановки основной науки в Германии с одной стороны, и
Франции и Англии с другой. В этих последних странах, прежде всего и главным
образом, изучали действующий в разных государствах государственный строй и
действующее законодательство, делая обобщения на основании фактического
материала как законодательного, так и бытового. Наоборот, в Германии того
времени наука всецело оставалась еще на почве учений естественного права, теорий
отвлеченных, построенных по чисто рационалистическому, дедуктивному методу. В
таких условиях реальная жизнь забывалась совершенно. А между тем государственный
строй изменился, резкое различие между существующей действительностью и
идеалистическими построениями естественного права значительно сгладились.
Относиться к жизни и действительному положению отрицательно, игнорировать их,
становилось совершенно невозможно. Поэтому, и появилось желание образовать новую
науку, куда бы немного получила доступ жизнь, но в виде прикладной,
вспомогательной.
Догма уголовного права, вся построенная по системе гражданского права,
исследующая не явления действительной жизни, а лишь юридические формы этих
явлений, в этот момент оказывается несостоятельной для освещения существующей
преступности, ее причин, конечно, и мер борьбы с преступностью. Понятна поэтому
потребность в какой-то новой науке. Но новая наука не может быть прикладной к
догме, потому что ей нечего от последней заимствовать, ей надо изучать реальную
действительную преступность и ее причины, а не юридические формы таковой в
современном законодательстве.
Через 27 лет после сочинения Сергеевича в свет вышла работа профессора
Страсбургского университета Фрица ван Калькера «Политика как наука» (1898). В
ней признается, что к науке политике относятся с громадным недоверием; ее цели,
содержание и задачи не определились до сих пор. По мысли одного из самых
выдающихся защитников политики как науки, Фр. ф. Гольцендорфа, автора сочинения
«Основы политики» (1877), предметом науки политики должно быть изучение
реализации государственных целей. Черпая данные из основной науки, наука
политики должна явиться путеводителем и наставником реальной политики во всех ее
отраслях.
В начале ХХ века русская юридическая наука не совсем ясно представляла себе
суть уголовной политики. В целом ряде трудов, имеющих уголовно-политическое
содержание, были разработаны лишь отдельные вопросы, без систематической полноты
и исторических экскурсов. Таковыми, например, являлись труды Л.Е.Владимирова
«Уголовный законодатель, как воспитатель народа», А.П.Мокринского «Наказание его
цели, и предположения», И.В.Есипова «Преступность и меры воздействия»,
М.Н.Гернета «Социальные факторы преступности», И.Я.Фойницкого «Учение о
наказании в связи с тюрьмоведением», Н.С.Таганцева «Русское уголовное право» и
многие другие. Вместе с тем, никто из вышеупомянутых авторов не ставил себе
специальной задачи систематизировать по возможности весь уголовно-политический
материал. Предпринимались попытки объединить уголовное право, криминологию,
криминалистику в единое научное направление. Наиболее полно исторический анализ
появления уголовно-политических идей и уголовной политики в целом, был
осуществлен известным юристом-правоведом того времени, профессором М.П.Чубинским
в указанной выше работе.
В этот период М.П. Чубинский определял уголовную политику как ветвь
уголовного права для разработки улучшения правосознания. Эту точку зрения
поддерживали и другие ученые. Однако, полемизируя с М.П.Чубинским, профессор
С.К.Гогель писал, что все учения, представленные автором, не выходят из области
теории репрессии и главным образом обосновывают цели и право наказания. Об этом
свидетельствуют приведенные в его работе соображения Платона о том, что
преступление нарушает «мировую и внутреннюю гармонию» в человеке, а наказание
восстанавливает эту гармонию; некоторые положения учения Гегеля, в соответствии
с которыми, наказание является необходимым элементом диалектического закона
развития всего существующего. Он считал, что эти философские системы, в
сущности, не имеют никакого отношения к современной уголовной политике, как
науке. По его мнению, уголовная политика основывается, «на положительных данных,
получающихся при изучении реальной преступности», с отрицанием первостепенного
значения репрессии в деле борьбы с преступностью. Конечно, многие высказывания
ученых того времени небесспорны, однако это всего лишь субъективные взгляды на
вещи объективной реальности, существенно дополняющие общее восприятие правового
явления.
Уголовно-политический элемент применительно к уголовному праву появился
достаточно давно, однако, формирование уголовной политики, как научной
дисциплины имеет сравнительно небольшой срок.
Еще в глубокой древности, а именно в трудах Платона и Аристотеля, встречаются
отдельные, иногда даже систематизированные требования уголовно - политического
характера. Большее развитие получают уголовно-политические идеи у философов,
юристов и поэтов Рима, а также у писателей первых веков христианской веры.
Однако все указанные факты появления уголовно-политических идей, еще не дают нам
основания говорить о существовании в те времена уголовной политики, как чего-то
выработанного, сформировавшегося, а тем более, входящего в состав науки
уголовного права.
Лишь во второй половине XVIII века Беккария, Монтескье, Вольтер и другие
великие мыслители-реформаторы выпускают целые трактаты, широко охватывающие
уголовно-политическую область. По существу дела, именно с их трудов нужно
начинать историю уголовной политики, как науки. Они на долгие годы дали для нее
содержание и систематизировали необходимый для нее материал, критически относясь
к существующим порядкам правосудия. Формально же, следует обратиться ко времени
более позднему, так как сам термин «уголовная политика» тогда еще не существовал
и вопрос о ее соотношении с наукой уголовного права не ставился. Несмотря на
негативное отношение большинства представителей юриспруденции того времени к
потоку уголовно-политических идей, их проникновение в науку уголовного права
состоялось.
Кто первый употребил термин «уголовная политика» – в науке точно не
установлено. Обычно указывают на появившийся в 1823 году «Handbuch» Л.Хенке, но
несомненно, что этот термин существовал гораздо раньше. Еще в 1804 году
известный немецкий криминалист Ансельм Фейербах говорит об уголовной политике,
как о понятии существующем. Ему принадлежит заслуга в том, что вопрос о значении
уголовной политики и отношении ее к уголовному праву был поставлен впервые не
только в германской, но и вообще в европейской литературе. Под уголовной
политикой он понимал ту ветвь науки, которая должна дать уголовному законодателю
указания для лучшей организации дела правосудия. На русский язык были переведены
его книги, в которых уголовно-правовое принуждение рассматривалось как важная
часть государственной политики, охраняющей законы от нарушений. Причем, под
защитой государства, в первую очередь, находятся собственные подданные, чем
оправдывается право карать. «Следовательно, антигосударственные деяния
представляют особую опасность, поскольку угрожают существованию государства».
Государственные преступления значительно важнее частных, это вытекает из общей
эволюции феодальной Европы.
Еще большее значение для уголовной политики имеют труды великого учителя
утилитаризма – Бентама.
На науку уголовного права Бентам возложил важнейшие уголовно-политические
задачи. Она должна, по его мысли, изучать преступления и средства борьбы с ними.
Возводить в ранг преступлений всякое деяние, которому следует воспрепятствовать
в виду вызываемого им или грозящего от него зла. В свою широкую
уголовно-политическую программу Бентам включал не только репрессию, но и
превенцию. Затем, не отвергая умозрительного метода и будучи хорошо знаком, с
современными ему уголовными законодательствами, он использует методы других
наук. Его образцами были философия, естественная история, физика, медицина.
Именно они навели его на мысль, о более правильной постановке изучения
уголовного законодательства, о применении новых методов, а также о том, что
политический организм может и должен иметь свою анатомию, физиологию и т.д.
Бентам, таким образом, как бы предсказывал будущий ход развития науки
уголовного права.
Весьма интересен, далее, взгляд на уголовную политику Бемера. Он включал ее в
состав науки уголовного права и придавал ей громадное значение. Он
пессимистически относился к уголовным карам, считая, что уголовная политика
должна выйти за их пределы и найти другие, более эффективные меры борьбы с
преступностью.
Но и этим Бемер не ограничивается. На уголовную политику он возлагает не
только требования о надлежащей репрессии и предупреждении преступлений: по его
мысли, она должна включать в себя изучение тех условий, благодаря которым
уголовный закон находит применение в жизни. Их изучение, крайне необходимо для
криминалиста, без этого преступления будут до бесконечности умножаться и как
«бурный поток неудержимо прорываться через плотину закона».
Таким образом, автор не только указывал место, значение и задачи уголовной
политики, но и требовал, чтобы в основу этой политики были положены данные о
причинах преступности.
Еще большее внимание оказал уголовной политике уже упоминавшийся выше
немецкий юрист А.Хенке, перу которого принадлежит первый «Курс уголовного права
и уголовной политики». Он справедливо отмечал, что в науке весьма давно
существовал дух улучшения и дальнейшей разработки криминальных вопросов, но
средства для этого черпались лишь из истории и догмы действующего права, пока не
наступил во второй половине XVIII века расцвет уголовно-политических учений.
Характерной чертой этого периода стало стремление создать совершенно новый
порядок в области правосудия с достижением максимума общественной пользы.
Он понимал уголовную политику в широком смысле, отказываясь сводить ее только
к достижению целей исправления, устрашения и иных правительственных задач. По
его мнению, уголовная политика должна быть далека, от того, чтобы служить
исключительно односторонним целям, отделенного от народа, правительства.
Согласно духу времени обращал особое внимание на гарантии личности преступника,
оставляя в тени вопрос о более успешных мерах борьбы с преступностью.
Хенке, будучи человеком своего времени, считал, что уголовная политика должна
удовлетворять сложным и вместе с тем, трудно примиряемым требованиям: с одной
стороны видеть в преступнике человека и в каждом подозреваемом возможного
невинного, а с другой — должна удовлетворять потребности общества в безопасности
от преступных посягательств. При этом политики должны внимательно исследовать
глубины человеческой природы и законы ее развития в пределах времени и
пространства. Антропология в широком смысле этого слова и история человеческой
культуры являются для уголовной политики необходимейшими из всех знаний. Крайне
важно для них, исследование причин возникновения преступлений, ибо „преступления
часто коренятся: гораздо менее в нравственной притупленности и порочности
преступника, чем в недостатках порядков и учреждений того гражданского общества,
членом которого является преступник".
Такова программа, намеченная Хенке в его курсе. Вместе с тем, в этом же курсе
уголовно-политический элемент, в сущности, играет достаточно скромную роль, не
смотря на убедительные доказательства в пользу его важности, приведенные самим
же автором.
Таким образом, формировался уголовно-политический элемент, занявший твердую
позицию в области криминальной науки. Не смотря на различие взглядов в понимании
того, что такое уголовная политика, были и значительные черты сходства,
закрепленные несколько позже в определении Капплера, которое и является более
или менее типичным. Уголовную политику он определяет как ветвь науки, которая
„занимается регуляцией вопроса о том, как наиболее целесообразно организовать
уголовное законодательство в данном государстве, соображаясь как с основами
естественного или философского уголовного права, так и с состоянием культуры,
характером, нравами и прочими особенностями известного народа. Для этого она
должна заниматься не только законами о наказании преступлений; ее задача
обнимает также и выбор средств для того, чтобы предупреждать преступления,
ставить им препятствия и затруднять их появление».
После работы Капплера и вообще в течение второй четверти XIX века появлялись
труды уголовно-политического характера (частью, посвященные вопросу о
предупреждении преступлений, частью, содержащие различные проекты уголовного
законодательства, частью, критикующие законодательный материал), но число их
незначительно в сравнении с обилием уголовно-политической литературы конца XVIII
в. и начала XIX века.
То же можно сказать и о 50-ых и 60-ых годах XIX века, за редким исключением.
Правда, достаточно много уголовно - политического материала давала развившаяся в
этот период литература тюрьмоведения, но она охватывала лишь часть уголовной
политики. Как нечто целое, уголовная политика по прежнему вниманием не
пользовалась и полноправным элементом науки уголовного права не признавалась.
Вопросы о том, что такое уголовная политика, какова сфера ее ведения, и каково
ее соотношение с уголовным правом, практически не ставятся.
Уголовно-политический элемент в этот период не удержался, в раннее занятых им
позициях. Наука уголовного права стала снова замыкаться в узкие рамки
догматизма, именуемыми „строго - юридическими" пределами. Уголовно-политический
материал исчезает из посвященных уголовному праву учебников и монографий. «Там,
где он сохраняется, он стоит вне уголовного права, как нечто ему чуждое; если же
его пускают в сферу „юридической науки", то, во-первых, пускают из снисхождения,
а во-вторых, отводят ему место, так сказать, на задворках».
Вместе с тем, пламенная проповедь уголовных политиков конца XVIII века
вызвала радикальные реформы в области уголовного законодательства. Науке
уголовного права предстоял весьма трудный процесс уяснения того сложного
материала, который проник из теории в закон и таким образом, из
уголовно-политического сделался уголовно-догматическим. Увлечение этой задачей и
сама сложность ее не могли не отразиться задерживающим образом на росте
уголовно-политических учений.
Из авторов этого периода следует назвать доктора Цейлера. По его мнению,
наука уголовного права должна иметь смешанный характер и включать в себя сверх
юридического элемента — элемент политический. Определяя важнейшие задачи
уголовной политики сходно со своими предшественниками, и указывая на статистику,
как на одну из опор для уголовно-политических построений, автор энергично
порицает „презрительное трактование" уголовной политики в курсах уголовного
права, выражающееся в том, что ей отводят место на заднем плане и рассматривают
ее лишь как „вспомогательное средство при изучении уголовного права". Он
справедливо указывает, что научная и плодотворная реформа уголовного
законодательства „возникла из трудов Монтескье, Зонненфельса, Беккарии и
Филанжиери, которые были реформаторами не в какой-либо чужой, а в своей
собственной сфере".
Однако верное замечание Цейлера не встретило поддержки; внимание к
уголовно-политическому элементу продолжало ослабевать.
Но такое положение дела не могло длиться без конца, ибо уголовная политика
необходима, как для ответа на насущные вопросы жизни, так и для удовлетворения
потребности человеческого ума критически относиться к существующему и желать
лучшего.
Оказалось, что безграничное преклонение перед положительным правом, проникшее
было в науку и наложившее на нее свой отпечаток, ведет к застою и торжеству
рутины, на борьбу, с которой выступили почти одновременно в последней четверти
XIX века, как „идеалисты", так и "позитивисты". Даже в области гражданского
права, более склонной к консерватизму и устойчивости, появилось новое
направление, которое заговорило о „цивильной политике", как источнике расцвета и
обновления гражданского права и цивильного законодательства. В науке же
уголовного права уголовно- политическое движение проявилось в столь интенсивных
формах и вызвало столько оживления и новых работ, что его по праву можно
сопоставить с могучим уголовно-политическим движением последней четверти XVIII
века.
Этому способствовало, с одной стороны - биологическое исследование
преступников постепенно выросло в целую школу, получившую наименование
уголовно-антропологической. С другой стороны социология в лице своей ветви,
именуемой уголовной социологией, воспользовалась богатым статистическим
материалом и осветила социальную сущность преступности.
Благодаря этому, уголовная политика впервые получила прочный базис, а вместе
с тем, явилась возможность еще настойчивее добиваться признания ее полноправным
членом науки уголовного права.
В последующем правильной постановке уголовной политики и расширению рамок
науки уголовного права, способствовал итальянский криминолог Э. Ферри.
Он много сделал для установления факторов преступности и для широкой
постановки превенции, последовательно отстаивая необходимость поиска новых путей
и методов, указывая односторонность и недостаточность абстрактного изучения.
Вторым видным новатором являлся австрийский криминалист-социолог Франц фон
Лист. Уголовная политика по взгляду Листа, на котором он, остановился с начала
девяностых годов, есть та часть науки уголовного права, которая должна быть
«руководительницею уголовного законодательства». Опираясь на криминологию и
пенологию, она должна развиваться вместе с уголовным правом, давать
систематическое развитие принципов для критики действующего законодательства,
для указания пути, по которому должна идти реформа уголовных законов, и таким
образом способствовать наиболее целесообразной постановке дела борьбы с
преступностью посредством наказания и родственных с ним мер. Неоднократно Лист
утверждал, что уголовная политика не „вспомогательная дисциплина", а абсолютно
равная по отношению к уголовному праву.
Важность уголовной политики признавали многие французские криминалисты того
времени, хотя термин „уголовная политика" у них не прижился; по большей части
они говорили об уголовной социологии или о „пенитенциарной науке", но под этими
терминами имелся в виду уголовно-политический материал (Гарри, Ксюш, Гоклер и
др.). Внимание большинства из этих криминалистов останавливается лишь на
политике репрессии. Политику превенции они в „пенитенциарную науку" не включают,
а вопрос о равноправии уголовной политики и уголовного права практически не
рассматривают.
Из ученых, шире взглянувших на уголовную политику, следует назвать
бельгийского профессора Принса. Программными вопросами он занимался меньше, чем
Ферри и Лист, однако много писал о необходимости реформирования науки уголовного
права, практически доказав возможность соединения в науке уголовного права
юридического элемента с научно- обоснованным политическим.
Хотя термина „уголовная политика" он не использовал, а говорил о
криминологии, социологии или превентивной гигиене, суть уголовной политики
понимал в широком смысле, с указанием ряда социальных мер, применение которых,
по его мнению, было бы необходимо для хорошо организованного предупреждения
преступлений.
В немецкой литературе этого периода уголовная политика, поставленная на
биосоциологический базис, пользуется поддержкой так называемой «немецкой
молодежной криминалистической школой» (Липманн, Розенфельд, Фур, Вайнрих, Томсен
и др.). Из более авторитетных, криминалистов следует назвать Ламмаша и Штосса,
во взглядах, на уголовную политику приближающихся к Листу. Родственные идеи
защищала и итальянская «третья школа» (Алимена, Карневале, Колеяни).
В России о расширении науки уголовного права стали говорить во второй
половине XIX века, особенно подчеркивая значение уголовно-политического
элемента.
Уже в 1865 году, не высказываясь прямо за расширение рамок науки уголовного
права, de facto перешел в своей работе юридические пределы Н.А.Неклюдов
«Уголовно-статистические этюды, Эт. I» (1865), и при этом дал указание,
справедливость которого до сих пор остается незыблемым и лишь требует
дополнительных указаний. „Уголовная политика государства", - сказал он, —
„основанная на уголовной статистике, будет государственная мудрость, против
которой будет бессильна всякая борьба, потому что каждая такая мера, каждый
такой закон будет, по прекрасному выражению Цицерона, non lata, sed nata, т. е.
не созданным искусственно, но выработанным жизнью, а жизнь не может
противодействовать своим же собственным потребностям и благу". Если мы прибавим
сюда, что научная разработка этой уголовной политики составляете одну из
главнейших задач криминалиста, то получим формулу, дальше которой во времена
Неклюдова нельзя было пойти, ибо об уголовной социологии и антропологии еще и
речи не было.
В 1872 году, в статье «Задачи науки уголовного права», т. е. также раньше
итальянцев-антропологов, профессор М.В.Духовской представил широкую программу
науки уголовного права, не упомянув лишь о не разработанных тогда данных
уголовно-антропологического характера. Он указал на необходимость, не
ограничиваясь строго-юридической работой, приступить к широкому изучению причин
преступности. Кроме этого, возложил на уголовное право «обязанность указывать
государству средства для успешной борьбы с преступностью и для реорганизации
карательных мер в духе отказа от теории возмездия». Он же убедительно подчеркнул
то, что наука уголовного права «должна ведать превентивными мерами и не
стесняться указанием необходимых социальных реформ», т. е. высказался за
введение в науку уголовного права научно поставленного уголовно-политического
элемента.
Почти одновременно выдвинул свою теорию профессор И.Я.Фойницкий. В его
взглядах заключается основа серьезного компромисса между крайними мнениями
враждующих в науке уголовного права лагерей: он, в отличие от крайних новаторов,
глубоко уважал юридический элемент в нашей науке, ибо уголовной догматике
посвящены два его капитальных труда; он же в полной мере признавал необходимость
уголовно-политического элемента. Определения термина „уголовная политика" у
автора нет, но из разных мест его трудов вытекает, что он возлагает на уголовную
политику обязанность вырабатывать указания для уголовного законодателя в деле
наилучшей охраны правопорядка и целесообразно поставленной борьбы с
преступностью.
На основе анализа научных представлений того времени об уголовной политике
можно сделать выводы, которые представляют несомненный научный интерес и в
настоящее время.
Уголовная политика, представляет собой учение о существующих мерах борьбы с
преступностью. Не занимаясь вовсе юридическими формами преступности, она уделяет
и мерам репрессии, соответственно с признанным на тот период малым удельным
весом их для борьбы с преступностью, меньше значения, чем мерам превентивным и,
главным образом, должна подробно выяснять происходящий в настоящее время крутой
поворот в постановке мер репрессии, из коих новейшие могут быть, причислены к
репрессивным мерам только номинально.
Преступность – одно из самых сложных явлений социальной жизни. Это явление,
несомненно, социальное, но, как и вся социальная жизнь и все ее явления, оно
определяется и вызывается целым рядом причин: чисто внешних, природы, хотя бы
климата, времени года, плодородия почвы и т.д., и целого ряда
антропо-биологических причин, коренящихся в устройстве, наклонностях, характере
людей данной рассы, народа, местности, наконец, причин, коренящихся в истории и
всем социальном и политическом строе народа.
Ближайшей причиной каждого социального явления следует признавать всегда
социальное состояние, которое ему предшествовало. В основе всего изучения -
общепризнанное, неоспоримое положение о существовании, во-первых, закона
причинности, и, во-вторых, об однообразии путей, избираемых природой как
внешней, так и социальной в своих созданиях.
Эти законы неизменны, их законодатель изменить по своей воле не может, с ними
он должен сообразовываться. Однако не следует забывать, что одним из факторов
социальных явлений всегда является целесообразная, сознательная человеческая
деятельность. Если основная наука, например, пришла к заключению, что главной
причиной значительной части преступлений является особое состояние
заброшенности, одиночества, отдельной личности, т.е. социальное явление, то
уголовная политика, изучая те мероприятия, которые современным культурным
человечеством применяются в борьбе с этим явлением, оценивает их главным образом
с точки зрения их целесообразности, т.е. того, в какой мере они ослабляют
вредные последствия этого социального явления.
При построении науки уголовной политики следует учитывать, что она не может
претендовать на положение какого-то верховного указчика для законодателя, судьи
и администратора. Как наука прикладная, предлагающая меры для борьбы с
социальными бедами современных культурных народов, она должна считаться с общим
культурным строем этих народов и, прежде всего с тем, что все они в настоящее
время пользуются, так называемым правовым государственным строем, при котором
права человеческой личности представляются благом ненарушимым, ограждаемым
основными законами.
Copyright © 1994-2016 ООО "К-Пресс"
Home
Поиск
Издания
Контакты
